И не затягивая, хозяюшка выставила на стол четыре глиняных горшка с овсяной кашей, приправленной кусочками копченого окорока – немного уж от него осталось, и зеленоватым конопляным маслом из орешков-семечек, купленном на большом осеннем торге.
С чего образовалось то копчение, Доброгнева помнила накрепко. Прошлой осенью Молчан, благо помогли ему те трое, что сопровождали на охоту, еле доволок матерого кабана, отъевшегося на лещине, равно и желудях в дубравах. Вернулся весь раскрасневшийся и сам не свой с виду. Но отмолчался на ее вопрос и открылся не сразу, а много погодя.
Выгнали на него секача и принял он зверя на рожон рогатины – самого тяжелого оружия в Земле вятичей, ударив, как и должно, снизу, накрепко уперев конец древка-искепища в землю, тот налег на нее с такой силищей, вплоть до поперечины, коя рожна ниже, что чуть не поддалась она мощному до дикости напору. А поддалась бы, отвалив в сторону, конец не зверю, а охотнику…
В том, что умнут всю кашу, еще и о добавке помыслят, Доброгнева даже не сомневалась.
Ведь готовилась она со всевозможным тщанием из вкуснейшего цельного зерна, очищенного от шелухи и добротно распаренного в печи, чтобы стало мягким, как бы набираясь силы от печного жара.
По завершении трапезы все сбылось по ее замыслу.
Насытившись, дале некуда, и запив парным молоком, все встали из-за стола умиротворенными, даже и Храбр, коего Молчан, не посмотрев на раннюю возмужалость своего старшого, шарахнул деревянной ложкой по челу, прикрикнув: «Не егози!», когда тот допрежь отца сунулся в свой горшок.
Убирая судна и сосуды, Доброгнева к месту припомнила и прикинула: «Намедни Молчан сказывал: на опушках и лесных полянках уж поспевает земляника – скоро станет рясной. Не припоздать бы со сбором! За земляничкой подойдет и черничка. Как дозреет она и наберу пяток кузовов, спроворю пирог с ней. Сыновей полакомлю и самой в радость!»
А раз Молчан не привязчив к чернике, решила налить ему тогда добрый ковш из отбродившей сыты – пущай и он потешится …
V
«Чего из оружия взять? – впал в размышления Молчан. – Ведь неспокойно в лесах стало».
Еще с первой капелью Доброгнева, наслушавшись соседок, пришла и выпалила:
– Бают все, что развелось в лесах лиходеев, будто лягух в болоте! Скоро, глядишь, будут остерегаться даже на торг поехать. Набегут разбойники, и все, что ни есть, отнимут. А всего пуще – могут и порешить, по злобе…
Лесные злодеи водились в их округе и прежде. Время от времени пошаливали они, случались и смертоубийства. Не зря ж, на большие осенние торги выезжали с непременным сопровождением самых могутных в городище мужей, иных и с ратным опытом.
В телегах ехали подвое, оснащенные оружием: обоз охранялся конным авангардом из нескольких всадников и аналогичным арьергардом. У каждого, кто при оружии, было по топору и по паре-тройке сулиц. У всех – ножи немалой длины, легко достающие до сердца, а разбойнички – не вои в броне. Кто-то брал и кистени – ударное оружие для жаркого ближнего боя, проламывающее не токмо черепа, а и легкие доспехи. Молчан прихватывал свою охотничью рогатину, что не раз выручала его, когда хаживал со товарищи на медведей и вепрей, с ней и лук боевой. И не было случая, чтобы кто-то напал!
Однако у обозов по весне, отправлявшихся, когда подсохнет и станет проезжей дорога на торг, имелось свое отличие. В конце весны многих городищенских мужей, справных, невозможно было упросить для сопровождения и на день, что им за это не посули! Ведь все в полях они, живя не с промыслов или ремесел, а от доходов с урожаев. Да и отправлялись на сборы для переподготовки те из младых, приписанных к ополчению, чей возраст подошел ноне.
