И вот, я бегу, спотыкаясь на каждом шагу, в этом тяжелом мире машин и манекенов, спешу поскорее прожить еще один бесцельный день, не чувствуя себя под тяжестью одежды, костей и тела>3. Постоянно чего-то жду, не живу в полной мере, словно в предчувствии жизни; плутаю в мучительном сне, пытаясь проснуться, и каждый раз просыпаясь, понимаю, что все еще сплю. Но в глубине своей робкой души надеюсь найти ту великую цель, ради которой и пришла в этот мир, отыскать непротоптанный путь в чаще мирских потребностей и забот, чтоб не истлеть как трухлявый пень, не дав ни огня, ни света.
Хочется гореть, хочется отдавать себя жару своего предназначения, пить взахлеб каждый миг, каждой клеточкой чувствовать жизнь>4, а в итоге просыпаешься утром и понимаешь, что опять наступила осень, и за прошедший год было всего пару эмоциональных мгновений, когда удавалось вынырнуть из болота повседневности и вдохнуть полной грудью свежий воздух осознания, замерев от многогранности и величия этого удивительного мира, когда неизъяснимое беспричинное счастье и внутренняя гармония переполняли изнутри и выливались наружу полетом души и истинным вдохновением…
…И снова осень. И снова один бесконечный серый день.
…Обреченность
Акула
Ослепляющий яркий свет, настолько белый, что сил нет открыть глаза. Изнуренным мозгом кричу! Слеза рвется вниз с обожженных век на припухлость щек, словно в камеру пыток попавший зрачок, под прицелом ста тысяч прожекторов, обезумел от боли диодных оков. Не спастись, не укрыться, и мочи нет. Всюду голый, пронзающий райский, холодный свет.
Никого. Слепящим пространством затянута явь, как стена в психбольнице, как снежная гладь. Одиночество стиснуло нервную пасть, обреченность, тоска. Не упасть, не упасть! Ядовито-слепящий, похожий на бред, беспощадно-терзающий чистящий свет.
В неземной пустоте, в безвременье широт, в беспространстве глубин, в безграничье высот, там, где свет распростерся над толщей воды, ненадежно закованной в хрупкие льды, словно в тонкий прозрачно-хрустящий обман, я стою на стекле, под стеклом – океан.
Равнодушно тиха беспросветная стынь. Под ногами бездонная жуткая синь. Поедает глаза необъятная мощь, забирает рассудок холодная толщь. Манит в самую бездну опасная муть. Мне себя никогда из глубин не вернуть – крепко держит в тисках непроглядная власть, только сердце все тише стучит – не упасть.
Я прикована взглядом к лазоревой мгле, кто-то есть там, в безбрежной немой глубине, кто-то жуткий, до боли знакомый и злой, тот, кто темным пятном из пучины за мной поднимается медленно и не спеша, чтобы корчилась в каждом мгновенье душа, чтобы страх по спине дикой паникой полз, по артериям в сердце врывался и в мозг, чтобы в каждую клетку, как кровь, проникал, чтобы раем казался бушующий вал.
Скоро кончится этот непрожитый день. Все отчетливей вижу горбатую тень – под ногами огромный акулий плавник, беспощадный, бездушный, безудержный пик. Каждым импульсом чувствую скрежет стекла, словно вскрытая рана пульсирует страх, неизбежность свернулась на шее петлей. Из глубин грозный хищник несется за мной. В голый ужас расплавились жертвы зрачки… Все сильней и сильней под ногами толчки. Все больней и отчаянней разум кричит, и уже не стекло – мое сердце трещит.
Безысходность. Бессмысленность веры в добро. Слишком хрупкое нас разделяет стекло. Не спастись, даже тонкой соломинки нет. Обреченность. В конвульсиях бьется разодранный свет.
