Большое зло и мелкие пакости - страница 4



Неизвестно, как все остальные, а он свое сегодняшнее дело обязательно сделает.

Один выстрел. Только и всего.


– Смотри, смотри – неужели это Потапов приехал?!

– Где?! Где Потапов?!

– Да тише ты, не ори!

– Да вон смотри! Ты что, не узнаешь его?!

– А мне тоже говорили, что он будет, но я даже…

– Он же ни разу не приезжал за все пятнадцать лет!..

– А зачем ему приезжать, на тебя посмотреть, что ли?

– Да тихо, говорю же!.. Неприлично, вы что, не понимаете?!

– Да ладно, можно подумать, что он нас слышит! Ему до нас и дела-то никакого нет!

– Ему, может, и нет, а охране есть! Вон косится!.. Моментально в морду даст!

Потапов услышал, как охранник за его спиной тихонько хмыкнул. Такие диалоги-монологи, а также более широкоформатные обсуждения – с тем или иным отклонением от услышанного текста они выслушивали регулярно.

У Совета Федерации. У родного министерства. В концертном зале «Россия», когда Потапов посещал «Песню года». Сам бы он никогда в жизни туда не пошел, но его матери хотелось…

– Возвращайся в машину, – сказал Потапов охраннику, – говорил же я, нечего со мной таскаться!..

– Положено, Дмитрий Юрьевич, – пробормотал из-за его плеча охранник.

Уходить в машину ему не хотелось. Что там делать в этой машине! Три часа кряду кроссворды разгадывать? От радио уже башка трещит, и от кроссвордов в глазах темно. Развлечений никаких. И министр какой-то чудной – за руль норовит сам сесть, охрану все время по домам отправляет. Никакого уважения к статусу. Вот прежний министр был!.. Тот… да. Тот посерьезней был начальник. В его присутствии даже сидеть нельзя было. А этот… Что за начальник! Так, мелюзга какая-то.

Впрочем, охрана относилась к Потапову неплохо. Он не слишком их загружал, вернее, совсем не загружал, всегда отпускал, если они отпрашивались «по делам», по ночам почти никогда не шлялся, если застревал в ресторанах и на банкетах, предупреждал или вообще отправлял по домам, хоть это было и «не положено».

Потапов поднялся на школьное крыльцо – жидкая толпа курящих разом повернула головы в его сторону, и разговоры все смолкли, и глаза загорелись, и, словно ветерок, потянулась с той стороны тоненькая, но весьма осязаемая струйка любопытства.

Ох-хо-хо…

Именно за это Потапов ненавидел свою работу.

Он был растиражирован «средствами массовой информации» до такой степени, что подчас не знал, где он сам, настоящий Потапов, а где выдуманный этими самыми растреклятыми «средствами». Да еще охрана, доставшаяся ему в наследство от его предшественника, по слухам, человека строгого, но справедливого, вполне осознающего два своих места – место под солнцем и место в истории родной державы!

Потапов свое место в истории пока не осознавал и смутно подозревал, что не осознает никогда, по крайней мере в такой степени, когда требовалась личная охрана, два сменных шофера, отдельная буфетчица с отдельными бутербродами, отдельная дорога на отдельную дачу за отдельным забором и так далее.

Не то чтобы Потапов был воинствующий демократ или член секты по борьбе с привилегиями, просто у него имелись в наличии… здравый смысл и чувство юмора, нахально вылезавшее как раз в тот момент, когда он был уже почти готов осознать это самое собственное место в истории. Чувство юмора мешало его осознанию, и оно опять откладывалось на неопределенный срок.

Потапов неприязненно покосился на смолкшую толпу, не зная, то ли ему здороваться, то ли не здороваться – знакомых лиц он там пока не видел.