3. Южная Россия более всего пострадала от татар. Сожженные шли в Польшу, или в Литву, множество бояр и князей выехало в северную Россию. Еще прежде народонаселение заметно начало уменьшаться в этой стороне. Киев давно уже не был столицей, значительные владения были гораздо севернее.
Народ, как бы понимая свою ничтожность, оставлял те места, где разновидная природа начинает становиться изобретательницей; где она раскинула степи прекрасные, вольные, с бесчисленным множеством трав гигантского роста, часть неожиданно среди них опрокинула косогор, убранный дикими вишнями, черешнями… Разбросала очаровательные виды, протянула во всю длину Днепра с ненасытными порогами, с величественными гористыми берегами и неизмеримыми лугами, и все это согрела умеренным дыханием юга. Он оставлял эти места и столплялся в той части России, где местоположение однообразно – гладкое ровное, везде почти болотистое, истыканное печальными елями и соснами, показывало не жизнь живую, исполненную движения, но какое-то прозябание, поражающее душу мыслящего. Как будто бы этим подтвердилось правило, что только народ сильный жизнью и характером ищет мощных местоположений или, что только смелые и поразительные местоположения образуют смелый, страстный характерный народ.
4. Когда первый страх прошел, тогда мало – помалу выходцы из Польши, Литвы, России начали селиться в этой земле, настоящей отчизне славян, земле древних полян, северян, чистых славянских племен, которые в Великой России начинали уже смешиваться с народами финскими… Это население производилось боязненно и робко, потому что ужасный кочевой народ был не за горами: их разделяли, или лучше сказать соединяли одни степи… Киев – древняя матерь городов русских – сильно разрушенный страшными обладателями табунов; долго оставался беден и едва ли мог сравняться со многими, даже не слишком значительными городами северной России. Все оставили его, даже монахи – летописцы, для которых он всегда был священ. Известия о нем сразу прервались, и не смотря на то, что там оставалась еще отрасль князей русских, ничто не спасало его от полувекового забвения…
5. Между тем как Россия была повергнута татарами в бездействие и оцепенение, великий язычник Гедемин вывел на сцену тогдашней истории новый народ – народ, бедный и жизнью и средствами для жизни, населявший дикие сосновые леса нынешней Белоруссии, еще носивший звериную кожу вместо одежды, еще боготворивший Перуна и поклонявшийся древнему огню в нетроганных топором рощах, плативший прежде дань русским князьям, известный под именем литовцев. И этот народ при своем князе Гедемине сделался самым видным на огромном северо – востоке Европы!
Тогда города, княжества и народы на западе России были какие-то отрывки, обрезки, оставшиеся за гранью татарского порабощения. Они не составляли ничего целого, и потому литовский завоеватель почти одним движением языческих войск своих, совершенно созданных им, подверг своей власти весь промежуток между Польшей и татарской Россией. Потом двинул он войска свои на юг, во владения волынских князей. Весьма естественно что успех, сопровождал его везде. В Луцке, однако ж, князь Лев сильно сопротивлялся, но не в силах был отстоять земель своих. Гедемин, назначив старост и начальников, шел далее на юг, к самому сердцу юной России, к Киеву.
Убежавший луцкий князь Лев успел кое как уговорить киевского князя Станислава выйти со своими немногочисленными дружинами навстречу грозному победителю: дружины были усилены союзниками – татарами; но все бежало перед мощным литовцем. Гедемин, сильно поразив их при реке Ирпени, вступил с торжеством в Киев, носивший на себе свежую печать татарского посещения, и постановил в нем правителем князя Минодава Ольшанского, принявшего греческую веру.
