Я не стала этого делать – не помню почему – но обиделась и разозлилась я жутко. Во-первых, все сказанное было правдой: выглядела я отвратительно, и отражение в зеркале не то что не радовало, а только раздражало, я никак не могла вылечиться, уже очень волновалась по этому поводу и лишние напоминания об этом мне были совершенно ни к чему. А во-вторых, мне хотелось уточнить у подруги, зачем мне вообще нужно было пересказывать этот диалог? Ну и обсудили бы там меня спокойненько, зачем же еще меня о нем оповещать? А может, она хотела как лучше? Не знаю.
Короче говоря, у меня лично как-то перестали складываться беседы с подругами. Я даже несколько раз давала себя крайне серьезные обещания: ни в коем случае и ни под каким предлогом не общаться больше с некоторыми ранее близкими людьми. Но из этого ничего не вышло. Они уже стали мне настолько близкими, настолько родными, что прочно поселились в самых укромных уголках моей души. Они расселились там так давно и так успели обжиться, что стали частью меня самой. А Оксанка так и вообще на мои судорожные клятвы плевала с высокой горки. Когда я нервно и раздраженно давала себе присягу забыть ее навеки вечные и никогда больше не ступать ногой на территорию ее двора, она вообще где-то внутри меня высовывала язык, растягивала уши в разные стороны и звонким детским голосом громко делала: «Бэ-бэ-бэ-бэ-бэ!» И хвостики у нее были такие же, как на школьной фотографии в третьем классе.
Я со временем успокоилась, сделала определенные выводы и перестала раздавать свой номер совсем. Да и встречаться с многочисленными приятельницами перестала. Так, иногда только. Семейные посиделки, хроническая усталость и напряженные рабочие дни постепенно вытеснили многочисленные посещения подружек окончательно из моего графика. Стареем потихоньку.
Ира была мне очень близким человеком, но я не хотела идти к ней в гости. Та женщина, которую я встретила на улице, казалась мне незнакомым чужим человеком, которого я вроде знала, а вроде и нет. А та Ирка, моя Ирка, он осталась где-то там, в прошлом.
Я не могла вспомнить, когда мы виделись последний раз. Мы ведь долго дружили. И даже когда обе вышли замуж, все равно встречались и навещали друг друга регулярно. Наши мужья были из разных сфер: Иркин Лешка носил офицерские погоны, а мой Саша был совсем из другой оперы. Они, правда, пытались делать вид, что им приятно общаться, но это было явно не так. А когда я потом развелась, тоже постоянно моталась к Ирке, и она ездила ко мне, а на каком этапе у нас все затихло, я уже не помню.
Было около шести, а я еще пребывала на рабочем месте. Неделя выдалась такой сложной и нервозной, что я как никогда устала и хотела завалиться на уютном диване за просмотром какого-нибудь бессмысленного, но приятного сериала. Категорически не хотелось никуда ехать, а там еще и поддерживать светскую беседу ни о чем. А то, что она будет именно такой, я даже не сомневалась. Моя Ирка всегда была очень закрытой и скрытной. Я не помню, чтобы я даже мельком слышала, что своей обожаемой маме, тете Рае, Ира рассказывала о своей личной жизни. Она всегда была такой. А уж женщина, которую я встретила на центральной улице города, точно не будет сообщать мне подробности своих судьбоносных перипетий. Эта приятная дама выглядела уверенной, спокойной, аккуратной и ухоженной, и точно занимала хорошую должность на высокооплачиваемой работе. Ирка всегда была такой: не разменивалась и крайне ответственно подходила к выбору всего в своей жизни, она была, можно сказать, рассудительной и взрослой, еще тогда, в нашей молодости. Конечно, я бы с удовольствием пообщалась с той Иркой, близкой и понятной мне, но с женщиной, которую я встретила на улице, у меня не было совершенно ничего общего. Я размышляла над этой дилеммой и не могла решить эту маленькую задачку, подсунутую мне в поездке в очередной выходной. Но отказать Ирке я никак не могла – слишком она мне дорога, да и в любом случае мне хотелось узнать и как дети, и что с родней, я ведь совершенно ничего не знала о ней. Хотя…
