Проучился там два года, но по всему чувствовалось, что время наступает тревожное. В Европе уже вовсю полыхала война. Наши войска вошли в Прибалтику, Западную Украину и Белоруссию. Поэтому все больше и больше говорилось о войне, писалось в газетах. Мол, «…мы чужой земли не хотим, но и своей вершка не отдадим. А уж если свиное рыло сунется в наш огород, то получит по заслугам…». Повсюду расклеивали плакаты с призывами готовиться к защите Отечества. Постоянно слышались песни: «Мы смело в бой пойдем…», «Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой…», и мы были глубоко убеждены, что нет такой силы, которая смогла бы нас одолеть.
В это время по всей стране создавалась целая сеть новых военных училищ, в которые объявлялись комсомольские наборы. Подал заявление и мой младший брат Андрей. Он хотел стать артиллеристом или моряком. Но я его отговорил, сказал, что он еще слишком молод и всегда успеет.
А через какое-то время меня вызывают в горком комсомола и делают такое предложение: «Алексей, надо показать пример комсомольцам – подать заявление с просьбой направить в военное училище». К тому времени я уже был секретарем комсомольской организации педучилища и как комсомольский вожак отказаться просто не мог. Тут же написал заявление…
Секретарь горкома подает бумагу: «Ну, выбирай, в какое училище пойдешь». А список-то немалый: и танковые, и морские, и артиллерийские, и какие хочешь, но я, недолго думая, сказал, что хотел бы в авиационное.
Просто в те годы была такая хорошая традиция. Когда в отдаленные районы самолетом доставлялись грузы, то там летчики поднимали в воздух передовиков производства. Вот на таких покатушках я впервые и увидел самолет. И, насколько популярна авиация в те годы была, объяснять, надеюсь, не стоит. Полеты Чкалова, Громова, наши летчицы на Восток отправились… После такого триумфа как не быть шумихе? Да и самолеты наши стали появляться. На всю страну тогда уже были знамениты машины Туполева и Поликарпова.
В общем, через неделю вместе с другими ребятами прошел все комиссии, и мне объявили, что я направлен в Ташкентское авиационное училище. На второй или третий день было приказано явиться с вещами на сборный пункт в готовности убыть к месту назначения.
Я дал домой телеграмму. Там всполошились и тут же выехали, но меня уже не застали. И если многих ребят провожали родители, родственники, то меня только один брат. Андрей, кстати, когда узнал, что я ухожу в военное училище, ужасно возмутился и обвинил меня чуть ли не в предательстве. Получается, его же я лично отговорил, а сам подал заявление…
Не скрою, на душе было тяжело и горько. Я совершенно не представлял, что меня ждет, хотя и думал, что неплохо бы стать военным. Но, когда это случилось, я понял, что это надолго! Тем более об авиации я имел самое смутное представление, а тут еще такая обстановка… Перед отъездом я в последний раз зашел в педучилище и почувствовал, как защемило сердце. Все казалось таким родным и близким… Все ребята и преподаватели желали мне хорошей службы и успехов. Но для всех мой скорый отъезд стал большой неожиданностью. Кое-кто из учителей говорил: «Не лучше ли было бы это сделать после окончания педучилища?» Но, как оказалось, не только мне, но и другим ребятам не удалось его закончить – шли большие наборы, и с нашими желаниями не считались. Надо было готовиться к защите Родины, и этим сказано все… В общем, все произошло настолько стремительно, что, пока родители преодолели 100 километров до Кустаная, я уже оказался в Ташкенте.
