Павел очень надеялся, что и на сей раз будет нечто подобное.
Ехать пришлось поездом, с пересадкой в Москве, – уж так сложились обстоятельства. Но путь до столицы оказался неожиданно приятным, так как прошёл в обществе прелестного мальчугана. У Павла с женой детей не было. Не потому, что в принципе их не могло быть, а по причине боязни супруги оставаться одной с ребёнком, пока муж «болтается в своих морях». Такие отговорки Павел не считал убедительными, но поделать ничего не мог. Не желала Ольга иметь детей, и всё тут! Ему в его тридцать семь лет очень хотелось уже, чтобы кто-то называл его папой. Чтобы маленькие тёплые ручонки обвивались вокруг его шеи и чья-нибудь милая курносая мордашка шептала ему на ушко свои детские секреты… Он с удовольствием играл с соседскими ребятишками в футбол, ремонтировал детскую площадку во дворе…
И мама Егорки, на которую мальчик был очень похож, произвела на Павла приятное впечатление. Хорошенькая блондинка выглядела совсем юной, но вовсе не производила впечатления глупой женщины, вопреки общепринятому предвзятому мнению о светловолосых представительницах прекрасного пола.
Павел лежал на своей полке и думал о новой знакомой.
В памяти всплыли строки:
«… в мыслях был пьяный туман.
Сейчас бы с красивой солдаткой
Завесть хорошо роман…»6
«Эх, Серёга, как же я тебя понимаю», – мысленно обратился он к автору стихов. Томик Сергея Есенина подводник всегда брал с собой в море. Ему казалось, что стихи классика пахнут пашней, полевыми цветами и свежим сеном…
Павлу очень хотелось спросить у молодой женщины номер телефона, но он не посмел. Да и зачем? Никаких положительных перспектив в этом направлении на горизонте не просматривалось: у красотки муж и двое детей, да и сам он не свободен… Даже для кратковременного романа нет возможности. И до романов ли ей сейчас с её материнскими заботами? Офицер-подводник не одобрял супружеских измен, осуждал этот порок, когда речь шла о других, но себе вполне мог простить некоторые вольности…
А уж этот мальчишка с его вопросами про морских чудовищ! Моряк улыбнулся, вспомнив о малыше.
«Вот такого бы сынишку, – мечтал он. – Играл бы с ним в машинки, рассказывал бы сказки, а потом, когда он бы немного подрос, брал бы его с собой на рыбалку, учил бы нанизывать наживку на крючок. И сидел бы с ним на ранней зорьке, пока утренний туман застилает речку, а когда солнце встанет – шли бы мы вместе счастливые домой, освещаемые утренним солнцем. И он называл бы меня папой. И неважно даже, велик ли был бы улов…»
Павел помог Вере с детьми сойти с поезда. Прощаясь, взял на руки Егорку, весело подбросил вверх, а поймав, прижал к себе.
– Расти, богатырь! – сказал напоследок.
Со странной грустью посмотрел он на молодую маму.
– Счастья вам, Вера! – пожелал ей с улыбкой.
– Спасибо! И вам всего хорошего, – ответила она, бросив на мужчину насмешливый взгляд. Или ему показалось, что насмешливый?
В ожидании поезда Павел бродил по Москве, а мысли о мальчишке и его маме не отпускали. Он сам не понимал, о ком из них думал больше.
Каково же было удивление подводника, когда, вернувшись в зал ожидания, он встретил Веру в обществе стражей правопорядка. Заплаканная, встревоженная и испуганная, она напоминала ему маленькую беспомощную птичку, которая, случайно залетев в открытое окно, в панике билась о стекло, безуспешно пытаясь вернуться в небо.
