День был теплый, на дворе пахло талым снегом. Удары колокола мягко дрожали над прииском и где-то в лесах падали, затихали.
Около конторы густо собирался народ.
Бабы отдельным колком, как тетерева на току, будоражили утреннюю тишину. Мужики пыхали трубками и цигарками. Некоторые записывались у Залетова и разбирали сваленные у конторы кайлы и лопаты.
– Рваная армия труда, – сказал Яхонтов, обходя кучки собравшихся. Глаза его горели непотухающими угольками, а губы растягивались в улыбке.
И чувствовал себя опять так же, как раньше – на разбивке.
Вот первый штурм, к которому он готовился с начала приезда на прииски. Сотни рук сегодня сделают первый толчок в мертвые недра, правда, еще холостой толчок, но важна репетиция.
А репетиция удалась: почти все приисковые мужчины и женщины высыпали из своих закоптелых казарм.
Секретарь Залетов захлопнул испачканную тетрадь и подошел к Василию с открытыми от улыбки зубами.
– Все собрались кроме шпаны, – и отмечать нечего! – сказал и раскатисто рассмеялся.
– А ну, постройся в два ряда! – крикнул Василий и вытянул руку, указывая фронт.
Приискатели один за другим начали примыкать. Неумело и от этого забавно подражали военным; у большинства бродни задрали кверху рыжие утиные носы, а на головах – не шапки, а лохмотья звериных шкур.
Женщины одной скученной фалангой слева беспорядочно топтались и галдели в споре за места.
Мужчины пускали колкие смешки:
– А ну, подравняйтесь, бесштанная команда…
– Эй, женский батальон!
Василий прошелся вдоль по вытянувшейся шеренге. В глазах у каждого чувствовалась скрытая радость. У Василия сильнее стучало сердце.
В стороне строились подростки. В реве детских голосов слышался весенний гомон и молодой задор.
Солнце еще не поднялось над хребтами, когда разрозненные кучки людей двинулись к мастерским. Василий пошел впереди и первый ударил лопатой в сугроб.
В конторе и клубе заправляла Настя.
Подоткнув высоко подол и громко шлепая голыми пятками по полу, она расплескивала направо и налево бурный поток своих слов:
– Эй, почище, бабочки…
– Вот тут дресвой прихватите!
– Не для кого-нибудь, а для себя, бабочки!..
Бабы наперебой бросали ей колкости и вечное недовольство:
– Ой, для себя ли?
– Да она-то для себя глотку дерет, а нас-то тут и не увидишь.
– Вишь, команду какую взяла, – как муж, так и жена.
– А как же? Где болото, там и черт, это обязательно!
– Вот все у нас так… Давно ли к бахтистам нас суматошила, а теперь в комунию волокет.
– Это уж, как наповадится собака за возом бегать, хоть ты ей хвост отруби, а она все свое…
– Ой, не грешите, охальницы, – заступались другие.
Солнце клонилось к паужину. С юга, с гор, тянул легкий ветер. Кучки рабочих, захватив равные участки, отходили все дальше и дальше.
Валентина, в оленьей дохе и унтах, неумело долбила лопатой снег и мешала Качуре с Яхонтовым. Их участок оставался белым островком.
Рабочие обидно посмеивались:
– Ну, ну, нажимай, антилигенция!..
– Вишь, собрался битой да грабленой и плетутся на козе.
– Эй, богадельщики!
– Лопатка-то, видно, не музыка… На ней не так завихаривает барышня!..
Другие степенно унимали:
– Да бросьте вы, трепачи… Вишь, деваха и так разомлела, как паренка в печке… Дай, привыкнет – нашим бабам пить даст… Силы-то у ней, как у ведмедицы. Вон как сложена… Выгуль девка!
– А дух из ее вон!
– Пусть поработает за всю свою породу!..
Василий, смахивая пот со лба, подошел к Валентине.
