– А то что, господин младлей? – с капризным призывом выкрикнула эта егоза.
– Этот добродушный боевой хомячок проснется и сразу умрет от жадности. Сколько гвоздей можно продать, переплавляя эту кучу неисправной техники? Даже меня это пробирает! – стараясь придать голосу равнодушной интонации, ответил я. Эх, жаль, что она моя подчиненная, а то с такой дивчиной можно было бы закрутить роман. Интересная девушка! Мы со Свистуновой еще минут двадцать настраивали ее детище, и после того, как я уточнил у девушки, все ли она поняла, оставили терминатора на позиции и направились в расположение. Из временно организованной мной покрасочной камеры потянулись маляры. Былого серебристого блеска комбинезонов уже не было, костюмы имели зеленоватый оттенок и отличались только причудливой формой потеков. Снимая и складывая защитные костюмы перед решеткой, бойцы молчаливой вереницей следовали в расположение. Музыка замолкла и по ушам ударила гнетущая тишина, изредка нарушаемая стрекотом Хомяка. Теперь отчетливо было видно, что бойцы не просто утомились, они устали как ломовые лошади на пашне. Хороший получился урок, главное, доходчивый!
– Док, выдай всем стимуляторы! Нам бы завтрашний день продержаться, а послезавтра всем объявляю выходной, – сказал я Кусаиновой, когда зашел в спальное помещение. После постановки задачи санинструктору я пошел в душ. Душевая комната состояла из небольшого тамбура и восьми кабинок с отдельным местом для переодевания и водяной капсулой. Стоя под душем и меняя температуру и режим, я только сейчас ощутил, насколько устал от сегодняшних событий. Включив режим вентиляции, я чуть не заснул, стоя под напором теплого воздуха. Стенки между кабинками были без звукоизоляции, и я встрепенулся, услышав напевы знакомого мне голоса. Вот уж кого не берет никакая напасть! Девушка исполняла арию «Хабанера» из великой оперы «Кармен», причем на итальянском языке. Нашлась мне Тамара Синявская! Хотя надо признать, что со слухом и голосом у этой хулиганки было все хорошо. Явно не хватало музыкального сопровождения. Нужно будет посоветовать ей бросать к черту эту армию и заниматься по-настоящему любимым делом.
– Боже, за что мне такое наказание! – с улыбкой полушепотом сказал я, застегивая пуговицы на кителе. Выйдя из кабинки, я увидел своих парней, которые с улыбкой слушали напевы этой оперной дивы. Картина, судя по всему, была обычной и не вызывала ни у кого отторжения. Девочка явно была в авторитете и наверняка имела здесь кучу поклонников. Странно, но я не ощутил никакого укола ревности, только какую-то отцовскую гордость за верховенство над этими людьми. Я пошел к себе в канцелярию, чтобы еще раз посмотреть файлы в планшете, заодно дождаться, когда все соберутся в условной столовой, роль которой исполняла комната психологической разгрузки. Появляться в числе первых мне показалось моветоном. Я бы мог спокойно поесть и один, в кабинете стоял синтезатор последней модели и, как я догадывался, с расширенным меню в плане алкоголя, но кушать сало под одеялом было не в моих правилах.
– Командир в кубрике! – выкрикнул кто-то из моих подопечных, когда я вошел в импровизированный обеденный зал.
– Отставить! Здесь мы все равны! Не хватало нам еще разучивать строевые приемы при употреблении пищи! Всем приятного аппетита! – с улыбкой махнул я рукой, стараясь, чтобы не проскользнуло ощущение барства.
