– И сколько вы так шли?
– Где-то трое суток.
– А ночью?
– Ночью спали.
– В степи?
– Скорее, в лесу. И где-то на третьи сутки пришли в городок Кирово. Там жили знакомые. Остановились у них. Женщины сразу стали из той муки, что везли с собой, жарить какие-то оладушки, наша мама тоже. Мы ведь несколько дней не ели горячей пищи, А мне было поручено пасти лошадь, присматривать за ней. Я сидел неподалёку от дома, лошадь была распряжена, щипала траву, я её караулил… Папа велел мне зорко смотреть за ней, чтобы куда-нибудь не убежала. Я следил… Но уж очень хотелось есть. И я забежал в дом, совсем ненадолго, взять оладушек. А когда вышел – нашей белой лошади уже не было…
– Как не было?
– Украли! Мы думали: ушла куда-то. Но куда могла уйти так быстро и так далеко? Искали повсюду… Но – безрезультатно. Кто-то увёл.
– Папа ругал вас?
– Нет. Не ругал. А какой смысл ругать, если лошади уже нет?
– Хороший у вас отец был, добрый. И как же вы добирались дальше до станции?
– Хозяин этого дома отвёз нас на станцию на своей лошади. Кажется, станция называлась Фаянсовая, но могу ошибаться. А расплатились мы с ним тем, что осталось от нашей лошади – упряжью и телегой.
– А что дальше?
– А дальше, уже на этой станции, мы сели в поезд. Огромный эшелон с эвакуированными шёл из Западной Белоруссии, шёл через Брест, Орш… Он уже был забит битком! Но мы как-то втиснулись. Помню, что в поезде пахло лошадьми. Потому что, когда состав шёл в сторону фронта, в этих вагонах везли на фронт лошадей. А потом обустроили в вагонах двухэтажные нары. И почистили, конечно, после лошадей. Но всё равно всю дорогу пахло лошадьми. До сих пор помню этот конский запах…
– Хотя прошло 75 лет.
– Да. А как его забудешь – этот конский запах?.. И ещё помню, как на станциях выбегали из вагонов за кипятком… На всех станциях можно было взять кипяток. На стене каждой станции было крупно написано: КИПЯТОК. Я сначала думал, что «Кипяток» – это название станции.
– И долго вы ехали?
– Суток двое, или трое. Не очень долго, состав шёл быстро. Ехали без пересадок. Но иногда останавливались – пропускали воинские эшелоны. Мы ехали в глубь страны, на восток, а они ехали на запад – на фронт… Никто не знал, куда нас везут. Кто-то говорил: зима впереди, хорошо бы попасть в Среднюю Азию, там тепло… Но нас привезли на Урал, в город Чкалов.
Приехали ночью. Нас там уже ждали лошади с подводами. На привокзальной площади сотни подвод. Колхозы со всей области прислали за нами лошадей. Надо отдать должное Чкаловскому обкому партии, всё было организовано очень хорошо. Представить только: прибыл огромный состав с эвакуированными! И всех надо было как-то распределить по квартирам, всем найти жильё. Нашей семье предстояло ехать в село Сенцовку, это 100 километров от Чкалова. Ехали долго… На квартиру нас определили к двум старичкам. Муж и жена. Выделили нам комнату с полатями во всю ширину комнаты. Ну, мы как-то разместились на этих полатях: мама, отец, Ева и я.
На стене – керосиновая лампа. Четвертинка от водки, керосин, фитиль, она еле горела… Я опрокинул её ночью, она упала на мешок с мукой…
– Ужас. И уже нельзя было использовать эту муку?
– Всё равно использовали. Очень пахло керосином всё, что мама готовила из этой муки. Давились, но ели, а что было делать? Голод. Есть-то хочется…
Хозяева наши хорошие были старички, тихие, добрые. Папа, помню, часто сидел с хозяином за столом, и они беседовали о жизни…
