Борись за мою любовь - страница 26



Всхлипываю громче и громче.

То, что стучат в дверь, я понимаю не сразу. Поднимаюсь на онемевших от неудобного сидения ногах и вытираю ладонями зарëванное лицо.

Да уж. Вот так подготовилась к встрече с риелтором. Раньше в коридоре висело зеркало и я по привычке смотрю на то место, где оно было. Сейчас там лишь выцветший кусок обоев. Вот и жизнь моя такая же. Бесцветная. Всё вокруг блестит и переливается, а я как будто померкла. Все говорят, нужно выбираться из этой темноты и ада. Только как это сделать, если не хочется? Для начала нужно захотеть сделать это ради кого-то.

Дергаю дверь на себя и закрываю лицо рукавом толстовки.

Это не риелтор, с которым у меня назначена встреча.

Опять он.

Кирилл Морозов.

Сейчас у меня нет настроения болтать с ним, поэтому я грубо интересуюсь, пряча заплаканные глаза:

— Чего тебе?

Он молчит несколько долгих секунд, а потом делает шаг внутрь. Я его не приглашала, поэтому не двигаюсь с места, продолжая держаться за дверь, преграждая ему путь внутрь.

— Раньше ты была более вежливая, Даша, — тихо говорит Кирилл, уголки его губ приподнимаются, но улыбка тут же гаснет. — Ты чего плачешь?

— Времена меняются и люди тоже, — бормочу, отворачиваясь.

Мне хочется, чтобы он ушел. Оставил меня одну, и я бы опять поревела, уткнувшись в коленки, пока никто не видит и не стоит за дверью, прислушиваясь. Так делали и мама, и Люда, и папа, и отчим. Они все за меня переживают, я вроде как это понимаю. И в то же время отрицаю.

Он поднимает руку, будто собирается коснуться моих волос. Я в панике отшатываюсь и повторяю свой вопрос:

— Чего тебе надо?

Морозов хмурится, видя реакцию.

— Мне перезвонили с твоего номера, поэтому  — вот.

У него в ладони лежит мой телефон. Тёмный экран с одной трещиной. Зелёный чехол в белый горох. Я с ним уже попрощалась.

— Спасибо!

В порыве эмоций кидаюсь ему на шею. Обнимаю, уткнувшись носом в его рубашку и шепчу сквозь слезы:

— Спасибо, спасибо, спасибо.

Я больше не планировала с ним встречаться. Общаться! Никогда не хотела касаться. Видеть не хотела! А сейчас, благодаря ему, сжимаю в ладони свою ниточку связи с Филом. Шепчу слова благодарности и плачу.

Мои плечи вздрагивают, с губ срываются всхлипы. Пачкаю ему рубашку своими слезами.

Кирилл аккуратно обнимает меня в ответ и прижимает к себе сильнее. Мне бы оттолкнуть его, выгнать, чтобы ушёл. Меня уже никто не спасёт, я тону, захлебываюсь в накатывающих, как волны во время шторма, эмоциях.

Гладит по спине, волосам. Что-то говорит. Ничего не слышу. Просто цепляюсь за него, как за спасательный круг, и плачу.

 

Проходит достаточно времени с моей внезапной истерики в прихожей, свидетелем которой, к моему стыду и разочарованию, стал Морозов. Я успела успокоиться, почти. А он никак не хочет уходить. Находит в своем рюкзаке бутылку с водой и вручает мне.

— Пей.

Сам отходит к окну, за которым начинает смеркаться,  на улице зажигаются первые фонари. Я прищуриваюсь от света. Глаза после слёз неприятно щиплет. Минусом жизни на третьем этаже всегда было то, что свет от уличного освещения нещадно бил именно нам в окна.

Я достала влажные салфетки и протерла ими лицо. Воды в квартире нет, как и электричества.  Для его включения стоило покопаться в щитке на лестничной площадке, но у меня не было никакого желания этим заниматься. Да и не умею я такого. Опять пришлось бы просить папу прислать рабочих.