Борис - страница 2

–Конечно, Андрей, сейчас организую…

День второй

В полутемной, душной лаборатории, знакомая нам троица друзей. Марк – небритый, в некогда белом, а теперь повсеместно заляпанном медицинском халате, без пуговицы на выпирающем животе, – отупело и не мигая смотрит в микроскоп, встроенный в стекло герметичного куба. По обе стороны от него, его соратники, – белоснежно-выглаженный аристократ Хворостинский и Килька – в одеянии мешком висящем на тощей фигуре.

–Дай посмотреть!

–Что там? Условия подходящие?

–Условия оптимальные… – пространно мямлит Марк – но не пойму, это уже не то, что мы видели, одноклеточная водоросль вроде… очень древняя… глянь, Килька, я прав?

Превозмогая нетерпение, к микроскопу встает Килька.

–Да… древнейшая одноклеточная водоросль, по всем законам жанра эволюционировавшая с полтора миллиарда лет назад… – взгляд его отрывается, рот кривится в подобие улыбки, а очки падают на кончик носа – Друзья, мы стали свидетелями зарождения жизни!

Его место тут же занимает Андрей.

–Подожди, не радуйся раньше времени, не вижу я у этой клетки желания размножаться, будто неживая она… так и помрет, одинокой и неудовлетворенной! – он смеется своей шутке, отрывается от линзы и сведя черные брови к носу, смотрит через стекло на колбу в которой покоится водоросль.

Марк жмет покатыми плечами, скребет череп, также вперивает взгляд в куб.

–Полтора миллиарда, говоришь? Кислорода на планете в то время было в разы меньше, зато сероводорода, углекислого газа и метана, хоть отбавляй…

Друзья переглядываются, а Килька хлопает себя по лбу:

–Дурья моя башка! Конечно! Клетка в неподходящих условиях впала в анабиоз! – он мечется по помещению, хватая на ходу с лязгающих металлом полок банки с реактивами – Вот! Главное, соблюсти пропорции!

–Соблюдай! – с усмешкой говорит Андрей – мы с Марком выпьем кофе, а то пять утра, знаешь ли… – и прикрывая деланный зевок, белой рукой увлекая замешкавшегося Марка, он следует в дальний уголок лаборатории, к импровизированному буфету сотворенному из железного стеллажа, к столу, также железному, накрытому с легкой руки Беллы розовой скатертью. Включает электрический чайник, насыпает кофе по чашкам.

–Что скажете, профессор? – дежурный вопрос, но для Марка это повод еще глубже уйти в себя. Андрей резюмирует сам, – Судя по выводам ученых о состоянии планеты на стадии зарождения жизни, так и было… ни тебе атмосферы, ни тебе почвы, только вода, вулканы и палящее солнце – он треплет и лохматит волосы, снова складывает и приглаживает – Разогрев и вода… кофе, вот тебе и вода…

Крик от стеклянного куба заставляет вздрогнуть.

–Она пошевелилась! Водоросль пошевелилась!

Чайник кипит, выбрасывая пар из носика и крупно дрожа, в окна устремляются первые рассеянные лучи и освещают бледные от бессонной ночи лица присутствующих. Освещают обстановку лаборатории, с вечным хаосом, инструментами, приспособлениями, банками, пробирками, часто не подписанными, и отнимающими время на разгадывание тайны их содержимого. Марк отрывается от созерцания подопытной клетки и сдавленно шепчет, но шепот этот словно грохот.

–Вроде… если я не ошибаюсь, это и не водоросль вовсе… это бактерия! Поправь меня, Килька, если я не прав…

Рокировка, у микроскопа молодой экспериментатор, голос его срывается, а очки, не удержавшись на носу, со звоном падают на пол. Вдребезги.

–Не понял,… этого не может быть!