– Можешь у меня пожить. Матуха тебя обожает.
– Давно пора съехать, сниму на время что-нибудь недорогое, но спасибо за предложение.
– Погоди, не благодари. Помогу тебе и с Аней.
– В смысле?
– Ну, чтобы тебе легче было с ней расстаться. Хочешь, обработаю её?
– Аню? У тебя не получится.
– С чего ты взял? – возмутился Вадим.
– Она не такая. Кстати, никогда на тебя внимания не обращала.
– Это потому, что я никогда не обкатывал на ней свою харизму. Всё-таки она была твоей девушкой.
Крис хотел сказать, что раньше Вадиму это не мешало, но промолчал, не хотел снова ссориться и ворошить прошлое.
– Почему ты вообще будешь мне помогать? Тебе же Славка нравится?
– Если бы до сих пор нравилась, не предлагал бы. Помнишь наш уговор? Бабы не должны мешать нашей дружбе.
Крис задумался.
– Всё равно ничего не получится.
– Получится. Если Аня будет чувствовать себя виноватой, отпустит гораздо легче. Может, вообще на меня переключится.
– Мне кажется, ты себе льстишь. Она меня любит.
– Это ты себе льстишь. В общем, ты даёшь добро?
– Ну, попробуй.
– Окай. Потом чтобы без обид.
Крис отключился и ещё какое-то время бродил на лестничной клетке. Почему-то чувствовал себя как-то гадко. Аня не игрушка и не переходной кубок, его разрешение соблазнить – мерзость какая-то. Всё равно ничего у Вадима не выйдет, ещё и по морде получит.
Возбуждённые впечатлениями студенты долго не ложились спать. Демьян Станиславович не уходил в свой номер, сидел на кухне, словно паук в центре сети, и отслеживал перемещения подопечных из комнаты в комнату. Не читал нотаций и не припугивал, но менял градус взгляда и воздействовал им на совесть лучше, чем высокоморальные фразы.
Большая часть студентов разделилась на два номера. В одном резались в карты, в другом играли на гитаре. Душевая не просыхала от пара, купались, готовились к завтрашнему дню, надеясь не пролететь его как предыдущий, а накопить впечатлений.
В закутке между двухместными номерами стоял отпариватель и утюг. Девушки первыми воспользовались им и выгладили наряды для завтрашних экскурсий. Крис дождался, когда закуток опустеет, и принёс туда свои вещи. Сначала выгладил рубашку, когда приступил к джинсам, в проёме дверей показалась Славка с тёмно-фиолетовой тканью в руках. Она недоумённо оглядела слегка помятую брючину, разложенную на гладилке.
– Не знала, что джинсы гладят.
– Гладят.
Славка оглянулась, хотела уйти, но передумала и приблизилась ещё на шаг, неуверенно расправила ткань.
– Боюсь спалить. Никогда не гладила.
– Там должен быть ярлычок, посмотри.
Смотреть было бессмысленной затеей. Ни на одном платье мамы не было фабричных ярлычков. Она протянула его Крису. Он ощупал ткань вдоль швов и уверено заключил:
– Это шёлк. И кружева тоже из шёлка. Красивая вещь.
Славке тоже нравилось это платье. Хотя оно было непривычно тёмным, почти чёрным. Раньше она брала у мамы только светлые сарафаны, да и не было у неё других. В голове вспышкой мелькнул образ алой струящейся по ногам ткани, местами насыщенно-бордовой, будто влажной. Странно, таких платьев точно не было в их шкафу, да и Славка этот цвет не любила – цвет крови, вины и боли. Он шёл только снегирям, помидорам и божьим коровкам.
Убрав джинсы на стул, Крис сам разложил платье на гладилке, настроил температуру и принялся гладить. Для него это было привычным занятием, Славка же не дружила ни с утюгом, ни со стиральной машинкой. Уже в Краснодаре поняла, насколько она не приспособлена к самостоятельной жизни в городе. Её знания о тонкостях сбора трав и умение различать голоса птиц оказалось абсолютно бессмысленным за пределами деревни.
