— Вот гадство, — разгибаюсь и кидаю зеркальце на трюмо. Одергиваю футболку и пялюсь в окно, прижав к щеке ладонь. — Глазастый.
— Тебя взяли! — мама влетает в комнату без стука.
Оглядываюсь, и она поднимает сжатые кулачки, чтобы выразить радость:
— Взяли! — и широко улыбается.
— Куда? — сипло и сдавленно спрашиваю я, а затем трусливо ныряю под одеяло и рявкаю, — нет!
— У тебя телефон опять на беззвучном, да? — строго уточняет мама.
— Меня не взяли, нет… нет… Нет! — сажусь, укутавшись в одеяло, и в ужасе смотрю на восторженную родительницу. — Нет!
— Твой начальник не дозвонился до тебя, — мама скрещивает руки на груди, — и Лидия Константиновна дала ему мой номер.
— Нет… — в отчаянии выдыхаю я.
— Очень приятный мужчина. Вежливый, — мама улыбается. — Сказал, что ничего страшного в том, что у тебя нет ни образования, ни опыта. Он тебя всему научит. Так и сказал.
— Мама…
Неужели она не услышала в том, что меня всему научат, ничего подозрительного? Виктор совсем охамел, раз посмел позвонить моей маме и сказать ей подобные гнусности.
— Я не могу… Я не пойду… Не хочу… — мне холодно и страшно. — Мама…
— Хватит, — она вскидывает руку. — Пора взрослеть и сепарироваться от меня. Ты не маленькая девочка и пора шагнуть во взрослую жизнь. Я бы тоже с превеликим удовольствием не работала…
— Да не в этом дело, — шепчу я. — Хочешь, я завтра устроюсь в закусочную посудомойщицей? Вот, мама!
Я соскакиваю с кровати, кидаюсь к столу и хватаю бумажку, которую сорвала со столба в одном квартале от нашего дома.
“Требуются посудомойщицы, уборщицы и официантки”
— Вот, мама! Сюда пойду! — подношу к ее глазам бумажку.
— Еще чего, — выхватывает и рвет объявление. — Не пойдешь.
Я не могу ей рассказать, что была в стриптиз-клубе и станцевала приватный танец с голой грудью для “очень приятного мужчины”, который хотел неизвестно к чему меня склонить в темноте.
— Мама, Виктор мне не понравился! — сжимаю кулаки и в бессилии топаю ногой. — Ты бы видела его!
— А я видела.
— В смысле?!
— Он мне по видеосвязи позвонил, — пожимает плечами. — Повторю, очень приятный мужчина. Вежливый и строгий. Такой начальник, — тычет пальцем мне в грудь, — тебе и нужен. Вспомни, ты в танцах начала добиваться успеха, когда у тебя сменилась преподавательница. Тогда ты тоже говорила, что Светлана Анатольевна тебе не нравится.
— Да стервой она была еще той… — я придвигаю к себе стул и падаю на него, — но Виктор мне не нравится по иным причинам.
— По каким же?
— Чванливый, высокомерный и наглый, — тихо перечисляю я, многозначительно вглядываясь в глаза мамы, — агрессивный, упрямый…
Мама достает из кармана халата телефон, подходит к стеллажу с кубками и медалями и невозмутимо их фотографирует.
— Что ты делаешь? — я разворачиваюсь в ее сторону.
— Я недовольна тем, что ты не рассказала на собеседовании о своих успехах, — касается пальцем экрана. — Я не могу понять, чего ты стыдишься?
— Мама… — у меня ладони холодеют и нижнее левое веко дергается.
Горло пересыхает, язык к небу липнет, и я могу лишь с присвистом выдохнуть. Мама ведь не могла… Нет, она бы постеснялась… Господи, да что же она творит?!
— Нет, Кира не упоминала о том, что в прошлом занималась танцами, — из динамиков телефона доносится низкий с легкой хрипотцой голос Виктора. — Скромная, и ее скромность мне импонирует.
— Я отказываюсь от вакансии! — взвизгиваю я. — Ищите другую секретаршу!
