Путь разделялся на три, прямо как в народных русских сказках. И валун стоял прямо посреди дороги, вот только надписей на нем никаких не было. Человеческий череп на верхушке мрачно наблюдал за нами, создавая необходимый настрой опасности и предстоящих невзгод, сигнальная линия доходила до точки над ним, и вертикально вниз уходила в правую глазницу.
– Направо пойдешь – коня потеряешь, – тихо сказал я.
– Что-что? – переспросил княжич.
– Сказки такие у нас в Пограничье есть. Про вот такие дороги с валунами, только на них ещё надписи. Направо пойдешь – коня потеряешь. Налево пойдешь – смерть найдешь.
– А прямо?
– А прямо у нас никто не ходит, – вздохнул я. – Все огородами какими-то.
– И как выбираете?
– Монетка. Подбрасываете монету, на какую сторону упадет, туда и идём.
Хилков покопался в кармане, достал золотой, подбросил. Монета воткнулась ребром в наст.
И мы пошли прямо. Княжич монету поднимать не стал – видимо, не по чину ему за всякой мелочью наклоняться, а я постеснялся как-то. Но на монету следящий конструкт наложил, чтобы на обратном пути случайно к ботинку прицепилась. Вот действительно, мелочь, даже по моим капиталам, а жалко – четыре грамма золота вот так оставлять.
– Правильно, – одобрил мои действия Тятьев, – тут неизвестно что начаться может, якорь всегда не помешает. Молодец, Марк.
И действительно, началось.
Мы прошли по дороге минут пять, и вышли снова к этому валуну. По совершенно прямой дороге, и точно к этому – монетка так и стояла на ребре. Причём вышли мы справа, хотя по моим ощущениям, дорога была совершенно прямая, никуда не сворачивала. Обратно по той же дороге мы снова вышли к валуну, но уже слева. Третий раз Тятьев с нами не пошёл, остался дожидаться возле монеты. И правильно сделал, левый путь тоже вел к валуну, только вернулись мы по той дороге, по которой пошли в первый раз.
– Мне надоело, – пожаловался Хилков. И саданул чем-то очень мощным по булыжнику.
Тятьев-то устоял, а меня снесло метров на десять и отбросило на снег, вдавило наполовину.
Вместо валуна на дороге зияла яма метра три в диаметре, с черными оплавленными краями. А прямо над ней висел как ни в чем не бывало череп. И вот не знаю, как ему это удавалось, но улыбался, какое-то время.
А потом разлетелся на куски, каждый из которых так и норовил в нас попасть, только щиты не пробил.
Пока мы пялились на это представление, сзади раздался треск. Деревья смыкались за нашей спиной, Хилков бросил огненный шар в заросли, но огонь бессильно стек вниз, словно каждая веточка была покрыта противопожарным составом.
– Север, щит, – выкрикнул княжич, вытягивая руки вперёд. С его пальцев сорвались зеленые искры, сначала ровно десяток, потом они вспыхнули, и на месте каждой появилось ещё по десятку, и ещё, и ещё, пока не образовалось большое облако, которое, впрочем, быстро распалось на комочки, которые подлетали друг к другу, цеплялись и отрывались, вытягивая зеленые нити. Огромный комок зеленой пряжи начал растягиваться, образуя паутину. Там, где она касалась растений, те рассыпались в пыль.
Тем временем боярин с ленцой взмахнул руками, и над нами появился плотный купол – подобный, только в виде щита в руках лже-Ждана, я уже видел, когда доставал из-под земли таинственный сверток. Незнакомые мне символы, похожие на германские руны, горели ярким оранжевым пламенем. Мой негибкий внутренний помощник сообщил, что изучается новый алфавит, но мне было не до служебных сообщений.
