Боярыня Матвеева - страница 11
Раздвинув ветки кустов – Мэри вдруг увидела за ними небольшую тропинку, которую раньше не замечала – на дорогу выехал всадник. Настороженность молодой женщины сменилась облегчением.
– И не стыдно тебе, Артамон Сергеевич, пугать бедную женщину? – язвительно поинтересовалась она.
– А не опасно ли тебе, бедная женщина, ездить одной по глухой дороге? – не менее язвительно поинтересовался он.
– Лошадь хорошая, я в случае чего могу ускакать. Хотя, конечно, не по такой слякоти.
Из осторожности она решила не говорить про своё оружие.
Дальше ехали вместе.
Матвеев рассказал, что ездил в Рощинку – одну из двух деревенек, оставленных ему отцом. Обычно он ездит другим путём, но там сейчас такая страшная лужа, что он пожалел коня и поехал здесь – так как здесь повыше и посуше.
Мэри, в свою очередь, рассказала, что ездила на фабрику – проверять, всё ли в порядке и не слишком ли заворовался управляющий.
– Воровать он в любом случае будет, главное, чтобы прибыль была и часть её нам оставалась, – добавила она со смешком.
Молодая женщина ожидала, что её будут расспрашивать о делах, но спутник неожиданно сказал:
– Я спрашивал о тебе одного знакомого иностранца. Он сказал, что ты знатного рода. Это правда?
– Да, – немного удивилась Мэри. – Гамильтоны – знаменитый и прославленный клан, состоящий в родстве со Стюартами и Брюсами.
– Завидую тебе. Я одно время пытался всех убеждать, что являюсь потомком знатного выходца из Литвы, но мне в лицо смеялись. Слишком многие люди при дворе знают, что дед мой был простым ополченцем в армии князя Пожарского, отец – дьяком Посольского приказа и первым дворянином в роду, а отчим – купцом.
Мэри удивлённо пожала плечами:
– Возможно, я недостаточно ценю то, что получила по рождению, но мне кажется, что умный человек не станет глупее, если он простолюдин, а негодяй не станет лучше, если он – сын знатного человека. Лучше прославить скромный род, чем опозорить знатный.
– Ты чем-то опозорила свой род?
– Я? Ничем. Я говорю вообще.
– Так-то так, но худородство сильно усложняет жизнь, а знатность – облегчает. Я был бы рад родиться сыном боярина.
Мэри поняла, что её экспромтом сказанные при первой встрече слова оставили сильное впечатление.
– Мой отец, обедневший отпрыск старинного рода, зарабатывал на жизнь искусством врачевания, и не сказать, чтобы особенно процветал. А я сама, потомок шотландских королей, прошу сына дьяка о помощи. Попробуй утешиться этим.
Матвеев улыбнулся:
– Ты совсем как мой друг, Кирилл Нарышкин. Он однажды по пьяни дивился: мол, они с братом, столбовые дворяне, служат сыну дьяка. Правда, тут же добавил, что всё равно меня любит и уважает.
Мэри рассмеялась:
– И ведь уважает не за знатность, а за тебя самого, верно?
– Как хорошо ты умеешь льстить, – молодой человек посмотрел на неё вдруг с такой мягкой покорностью, что женщина вздрогнула. Этот взгляд проник в её душу.
Въехали на окраину Москвы. Мэри смущённо сказала, что они не ждали сегодня гостей, но если он не торопится, то может заехать и поприветствовать матушку Флору.
– Буду рад.
А потом, может быть, они снова поцелуются в сенях. А если он не захочет? Не захочет – не надо.
Молодые люди едва успели спешиться, как из дома донеслись какие-то шлепки и крики. Мэри стремительно бросилась в гостиную и увидела дикую сцену: пастор Розенхайм оттаскивал Пауля от Флоры Краузе, а на щеках пожилой женщины виднелись красные следы. В бешенстве Мэри подняла хлыст и начала лупить им Пауля, изредка попадая по пастору.