Погоня не успокоилась, за нами шли. Время от времени мы вставали и делали уши веером. В отдалении перекликались люди. Ощущение было жутковатое. Но план, как обвести погоню вокруг носа, уже созрел. Я вспомнил про островок посреди Сонькиной топи – наткнулся на него случайно еще осенью, когда совершал «ознакомительную» прогулку, вызванную большой депрессией и желанием поиграть в русскую рулетку. Со стороны казалось, что шапка размочаленного кустарника произрастает прямо из воды. Но впечатление было обманчивым. В центре этой шапки имелся заросший мохом бугорок метров полутора в диаметре, практически не заметный со стороны. Помнится, я провел там ночь, став объектом внимания парочки нематериальных субъектов (благо фляжка с самогоном оказала добрую службу), а утром отправился дальше – воевать с депрессией на суше.
– Так, внимание, – сказал я, отыскивая взглядом приметную трехствольную иву – хороший ориентир. – Позволь, Степан, перехватить бразды правления. Идите за мной, и ни шагу в сторону. Просьба не удивляться, если вода дойдет до пояса, – в этом месте не топко. А вот немного слева и справа…
В гнетущем молчании мы хлюпали от ивы до островка. Вычислить наши следы загонщики теперь не могли – те попросту обрывались. По логике вещей, мы должны были отправиться на юг, а никак не в сторону – а именно в стороне и расположился островок. Мы медленно шли, ощупывая дно. Вода заливала щиколотки, холодила бедра.
– Ох, завел ты нас, Михаил Андреевич, ох, завел… – урчал Рачной.
– А что, отличное местечко для романтических свиданий, – пыталась шутить Виола.
– Вот только не надо про свидания… – тоскливо бубнил за спиной коротышка. И вдруг издал булькающий звук. – Эй-эй, а вы не забыли, что я вам тут не Гулливер?.. Ой, куда это я?
– Спокойно, мелкий, держу, – ухмыльнулась Виола. Я повернулся, перехватил у нее под мышки возмущенного коротышку и донес до островка, где погрузил в ивовый молодняк. Он выбирался из него, отфыркиваясь, злой, как черт.
– Ползите за мной, – шепнул я, перебираясь на противоположную сторону бугорка. – Здесь мох, постарайтесь окопаться, забраться как можно глубже. Фонари эти заросли не пробьют, но если ребята решат поупражняться в стрельбе наобум…
Мы вгрызались в сырую землю, замирали. Холод осваивал организм; застывали ноги, околевала поясница и першило в горле.
– Не вздумайте кашлять, – предупредил я. – И что бы ни происходило, не шевелитесь.
– Да уж не маленькие, сообразим, – кряхтел Рачной, гнездясь на клочке «жилплощади».
– А вдруг нас найдут? – гулко прошептала Виола.
– Что значит «вдруг»? – пошутил Степан.
– Если найдут, то убьют, – отозвался я. – Может, не будем о плохом? Что, Валерий Львович, не царское это дело – гнить в болоте?
– Ох, не царское, сын мой… – подыграл Рачной.
Мы всматривались в темноту. С севера надвигалось несчастье. Огоньки плясали между деревьями – спецназ двигался по нашим следам в колонне по одному. Бойцы не спешили – осваивать «легкие планеты» их не обучали. Они еще были далеко.
– Как же ты, Валерий Львович, со своей могучей службой проглядел такую охренительную заподляну? – спросил я. – Взорвать Каратай – это не бомбу бросить. Требуется длительная подготовительная работа. Заброска диверсантов, закладка взрывчатки во множество мест… Нужно срочно ослепнуть, чтобы такое проворонить, разве нет? И без предательства на высшем уровне не обошлось. Но ты, я думаю, не предатель – судя по тому, что год уже мыкаешься по Каратаю в интересном положении…
