Неожиданный и более беспокойный звук возвестил о приходе младшего лейтенанта Тисато Кунихары из подразделения разведки, который бесцеремонно ввалился в комнату. Он говорил почти враждебным тоном, с трудом сдерживая свой гнев:
– Вы взяли добровольцев в спецподразделение из числа унтер-офицеров, но совершенно не учли летный состав. Как насчет нас?
Я улыбнулся и сказал:
– Ну, чего же хотите вы, офицеры?
– Мы все хотим служить в этом корпусе! – воскликнул он.
– Тогда для чего же мне беспокоиться о добровольцах из вашей среды?
Гнев Кунихары медленно перешел в улыбку понимания. Он отдал честь, произнес:
– Благодарю вас, капитан, – и ушел.
После ухода Кунихары я подошел к карте, разостланной на столе. Время приближалось к 21.00, когда персонал базы должен был передать заявления. Я услышал, как кто-то тихо приближается к двери, стараясь не разбудить офицеров, спящих в соседней комнате. Вошел унтер-офицер с кипой конвертов. Он отдал честь, поставил передо мной стопку роковых заявлений и удалился так же осторожно, как и пришел.
Некоторое время я глядел на конверты, не решаясь их вскрыть. Я не обращался с призывом идти добровольцами к унтер-офицерам, но предоставил им решать вопрос самим. Я даже предложил алиби тем, кто не мог стать добровольцем. Что, если все отказались?
Эта мысль пугала, но времени медлить больше не было. Я вытащил из ящика стола ножницы и занялся неприятным делом.
Из двадцати с лишним конвертов только два содержали незаполненные листы бумаги. Позднее я узнал, что незаполненные листы передали два прикованных к постели пилота, лежавшие в судовом лазарете.
Я сложил заявления в стопку и вышел на балкон. Во тьме смешались горы и море, овеваемые нежным ночным ветерком. Небо усеивали мириады мерцающих звезд.
Формирование специального ударного корпуса распространилось на Себу.
Вернувшись с балкона в комнату, я заметил, что во всем здании установилась полная тишина. Видимо, все спали. Пытаясь представить, что снилось людям, служившим на базе, я обратился мыслями в прошлое – к славным дням кампании в Новой Гвинее в 1942 году, когда мы побеждали почти в каждом воздушном бою. Как все изменилось!
Мое мысленное путешествие в прошлое прервал звук открываемой двери. В дверном проходе показался младший лейтенант Масахиса Уэмура. В университете Святого Павла в Токио он был капитаном футбольной команды. Попав на службу сразу после колледжа, Уэмура успел пройти поспешную военную подготовку. Теперь же этот стройный энергичный молодой человек робко переминался передо мной и выглядел явно скованным. Его приход в мою комнату в неурочный час заставил предположить, что он вынашивал те же намерения, что и Кунихара. Я пригласил младшего лейтенанта войти.
Неловко задержавшись в дверях на несколько мгновений, он вошел внутрь комнаты и задал несколько ни к чему не обязывающих вопросов, не относящихся к операциям камикадзе. Выслушав мои ответы, он робко попятился к дверям и вышел.
Поведение младшего лейтенанта меня озадачило, но, обремененный множеством забот, я вскоре забыл о нем.
Однако следующим вечером он пришел снова. Пришел один, крадучись, будто в чем-то виноват. После нескольких праздных вопросов Уэмура снова ушел.
Я чувствовал, что ему хочется вступить в корпус камикадзе. Но он воздерживался от просьбы о добровольном вступлении. Почему он так странно ведет себя? Я не мог ответить на этот вопрос.
