– Я больше думал о том, что вид выжженной солнцем земли навевает скорбь. Так же скорбен и путь Спасителя на Голгофу.
– Да, это чувствуется.
Иерусалим, изображенный на заднем плане, больше всего напоминал Хертогенбос – во всяком случае, здания древнего иудейского города смотрелись вполне европейскими. Однако над шпилями и башнями развевались кроваво-красные знамена с полумесяцем.
– Полумесяц – недобрый знак, как бы его ни толковали, – пояснил мастер Антоний. – Ведь всем известно, как обманчива луна, то и дело меняющая фазу. К тому же именно полумесяц изображают на своем флаге неверные последователи Магомета.
– Да, лучшего символа для города, где Спасителя обрекли на муки и казнь, не придумать, – согласился ван Вейден. – Особенно сейчас, когда в руках магометан не только Иерусалим, но уже Константинополь.
– Они, по всему видно, не собираются останавливаться, – нахмурился художник. – Овладев вторым Римом, начнут точить зубы на первый.
– Однако сейчас магометан теснят в Испании. Хочется верить, что скоро их владычеству в пиренейских землях наступит конец. Кто знает, не станет ли Вальядолид новым оплотом христианской церкви?
– На все воля Божья. Если и так, то будут ли испанцы праведны в своей вере? Если бы суметь привить им идеи нового благочестия!
– Все возможно, друг мой. И наше братство действует для тех же целей. Я тешу себя надеждой, что наш пример не останется замкнутым в стенах Хертогенбоса, но послужит другим городам христианского мира. Пока же католическая церковь – какой бы она ни была – объединяет испанцев в их борьбе с маврами. И служит им победным знаменем.
Мастер Антоний не ответил. Он не мог объяснить даже самому себе, почему мысль о воинственных испанцах, вдохновленных католической церковью где-то далеко, на самом юге Европы, кажется ему пугающей. Несущей тревогу сюда, в Северный Брабант, настолько далекий от границ Кастилии и Арагона. При одной мысли об этом живописец чувствовал безотчетную тревогу – пожалуй, большую, чем та, которую следовало бы испытать христианину при мысли о турках в Константинополе. А ведь мастер Антоний – добрый католик. Как те же испанцы…
Тем временем внимание гостя привлекло изображение толпы, окружающей Спасителя. Темные, почти безликие фигуры, иные изображенные в угрожающих позах, напоминали похоронную процессию, на треть разбавленную чертями.
– Весьма занятное решение, – одобрил он. – Обыкновенно гонителей Христа изображают, как обычных людей – так оно, безусловно, и было.
– Я искал новый способ передать чувство, – ответил мастер Антоний. – Вначале я готовился изображать обыкновенных людей – вы знаете, что этот труд я люблю особенно. Однако, приготовив наброски, я увидел, что среди них будет непросто разглядеть самого Спасителя.
– Это не смущает никого из ныне действующих мастеров, работающих с фресками, алтарями или миниатюрами в книгах.
– Но мне хотелось найти что-то новое. Более выразительное, чем все, что было написано прежде.
– Если вы говорите о чувствах – значит стоит придать их людям. Вряд ли сейчас кого-то можно удивить только правильно написанными фигурами.
– Согласен, – кивнул художник. – Я не раз задумывался об этом.
– Быть может, вам стоит попробовать проработать лица? – Мэтр Иоганнес продолжал всматриваться в написанную темными красками толпу. – Что, если изобразить Христа светлым и спокойным перед лицом мучений, когда сами же мучители скалятся и щерятся не хуже чертей в преисподней?
