Наверное, это была единственная ночь после всех событий, когда я смогла уснуть и не мучаться кошмарами. Его близость не пугала, а наоборот успокаивала. Хотелось не бежать, сверкая пятками, а прижаться ещё плотнее, впитывая в себя чувство защищённости.
А он его дарил. Несмотря на его непростой характер, он всегда честен. И это подкупает. Заставляет довериться и не ждать подвоха.
Я не ждала, что он будет со мной носиться как с хрустальной вазой. Поняла уже, что Давид просто не умеет проявлять эмоций. У него даже злость какая-то сдержанная. Только взгляд выдаёт и транслирует бегущей строкой его настроение.
Это была единственная ночь, когда мы засыпали вместе. И её я теперь часто воскрешаю в памяти. Непроизвольно как-то выходит.
В тот вечер, когда Давид рассказал о родителях, мы с ним ещё долго говорили. Долго для него и катастрофически мало для меня. Но наверное, это тот максимум, на который был способен мой муж.
Со слов Давида, машину родителей расстреляли, когда они возвращались с деловой встречи. Просто вандально и без лазеек.
Благо, родители выжили. Но попасть к ним я смогла лишь спустя одиннадцать дней. Одиннадцать безумно длинных дней! Думала, совсем рассудок потеряю, пока дождалась этого момента.
К ним в больницу мы с Давидом поехали вместе. Глубокой ночью и в сопровождении двух машин с охраной.
Такая обстановка напрягала. Давящее чувство было моим постоянным спутником. Я к нему почти привыкла.
Сначала Давид был категорически против, чтоб я выезжала за пределы его дома. Я ведь даже на учёбу всё это время не ходила. Но потом, после долгих уговоров, скрипя зубами, организовал поездку.
Возле палаты, где находились родители, действительно дежурили вооружённые до зубов охранники.
Когда открывала дверь и входила внутрь, буквально тряслась. А потом долго плакала.
Но, главное, что живы. Остальное поправимо. Давид уверил, что поможет. И я ему верила. Потому что ничего другого мне просто не оставалось. И потому что знала, он не врёт. Ему попросту незачем.
У родителей пробыла недолго. Хотела бы больше, но, нельзя. Перед тем как от них уйти, папа просил, чтоб во всём слушалась мужа.
Я его уверила, что так и будет. Это было несложно. Потому что я уже, во всём следовала указаниям Давида.
Все протесты отступили. Внутренний бунт был самоподавлен. Не время для проявления характера. Понимала это. Осознавала.
А потом, спустя ещё восемь дней, родителей вывезли на частном самолёте за границу. Куда именно, я не знала. Давид всё организовал. Просто сказал, что теперь они в безопасности.
Не могу сказать, что весь груз упал с души и я перестала переживать. Но, хотя бы дышать стало легче. Всё это во благо.
Теперь я совсем одна. Связи с родителями пока нет. Выходить за территорию участка запрещено. Но верила, что это временно. Просто нужно набраться терпения и подождать.
– Олеся Петровна, ужин на столе. – уведомила меня Екатерина, вырывая из потока разнообразных мыслей.
– Хорошо, спасибо.
Есть не хотелось. Буквально заставляла себя. За прошедшее время я прилично потеряла в весе. Стала походить на собственную тень.
Под глазами тёмные круги. Рёбра стали отчётливо проступать под кожей. Постоянная слабость и головокружение. Истощение достигло максимума. Как физическое, так и моральное.
В начале моей непроизвольной голодовки Давид практически заставил есть. Нет, с ложки не кормил, конечно. Но парой хлёстких фраз, вправил мне мозг на нужное место. Он это умеет.
