Дашки не было дома. Я не удивилась. Дашка всегда приходила гораздо позже меня, часто не ночевала дома: то задерживалась на концерте, то спала у очередного парня в гостях, то срывалась в какую-то авантюру.
Дашка была младше меня на три года. Она приходилась мне двоюродной сестрой. И свалилась на мою голову внезапно, три года назад. Моя родственница со стороны мамы, тётя Маша внезапно вспомнила, что в столице у неё есть племянница, то есть я. Быстро организовала звонок, полный слёзной мольбы и заискивания с посылом, не приючу ли я у себя свою двоюродную сестрёнку? Разумеется, всего лишь на время и за отдельную плату?.. Дашка, мол, девочка тихая и спокойная, собирается поступать в музыкальное училище…
На тот момент я ещё не пришла в себя после болезненного разрыва с Громовым и почти безучастно относилась ко всему, что происходило. Но почему-то согласилась. На время. Дашка оказалась вообще не тихой девочкой: увлекающейся, забывчивой, в чём-то трогательной. Какой угодно, но только не тихой. Тихая и покладистая – стандартная формулировка для того, чтобы родственники разрешили пожить хотя бы на время.
Дашка меня чем-то зацепила. Или просто растормошила меня, потому что она то и дело вляпывалась то в одну нелепую ситуацию, то в другую. Приходилось таскаться с ней, как с маленькой, ездить по городу, помогать… Платить за квартиру Даша перестала почти сразу же: уже в начале третьего месяца Дашка замялась: мол, прости, Алиска, в следующем месяце заплачу, а в этом я новую гитару купила…
Я махнула рукой. В следующем месяце ситуация повторилась. А потом я махнула рукой и не стала наседать на родственницу: мне уже было бы непривычно и тоскливо жить без этого урагана в миниатюре. Плохо было то, что за все эти три года Дашку так и не перестало мотылять. Она то усердно училась, то забрасывала учёбу, потом активно подтягивала хвосты, меняла парней, как перчатки, и баловалась травкой.
За травку она получила особенное внушение от меня. Угроза «выставлю за порог» подействовала. Больше Дашка не забивала «косячки» у меня в квартире, но покуривала. Это было понятно по сладкому, чуть удушливому запаху анаши, которым пропитывались её волосы и одежда.
В последнее время Дашка всё чаще начала пропадать не на день или два, но дольше, иногда не отвечая на звонки. Я не знаю, почему я чувствовала себя ответственной за всё, что творится с ней, ведь по сути она не была мне родной и я познакомилась с ней непосредственно перед тем, как она приехала ко мне «пожить на время». Но, так или иначе, за Дашку я переживала…
Не объявилась сегодня – появится через двое-трое суток, подумала я. Но всё же позвонила ей на телефон. Гудки шли, но телефон не отвечал. И едва я успела выпустить свой телефон из пальцев, как раздался сигнал входящего уведомления: сообщение от Даши.
Я открыла сообщение и выронила телефон из пальцев, ослабевших в миг.
С Дашкиного номера прислали фотографию. На ней была она: связанная, в одном нижнем белье. Косметика растеклась чёрными потёками: Дашка всегда густо красила ресницы и сильно подводила глаза. Дашка смотрела в объектив камеры, но взгляд был какой-то пустой, рассредоточенный, словно она до конца не понимала, что происходит.
Я перевела дыхание и подняла телефон. Кроме Дашки ничего было не разглядеть. Пустые стены могли быть в каком угодно помещении. Раздался звонок. Телефон трезвонил в моей руке. Я едва заставила себя ответить на звонок.
