Но Матвей, кажется, улавливает, что что-то не так:
— И не тушуйся. Ты прекрасна.
К щекам приливает кровь. Я когда-нибудь смогу невозмутимо воспринимать его комплименты? Матвей ведь их ровно сообщает, обыденно, как простую констатацию факта, ничего не вкладывая. Вот и мне не надо.
— Хорошо, — тихо говорю.
Но, назло своему робкому голосу, позировать начинаю увереннее. Азарт впечатлить Матвея неожиданно возвращается снова, сам собой. И вот я уже несколько раз меняю позы, даже не дожидаясь его слов про акценты.
Причём, кажется, делаю это настолько удачно, что Матвею остаётся только щёлкать. В какой-то момент я расхожусь настолько, что иду за стулом, чтобы как-нибудь соблазнительно сесть именно на него, а не на пол. И неожиданно именно в этот момент мой фотограф решает вмешаться:
— Слегка раздвинь ноги.
Если уж честно, где-то в подсознании я настраивалась именно так и сделать. Абстрагироваться от эротичности этой позы и попробовать. Слишком часто я видела девушек, сидящих на стуле именно таким образом. Смотрелось очень даже эффектно, при этом не пошло. В меру провокационно.
Но теперь, когда это озвучивает Матвей, меня накрывает смущением. И неоднозначностью ситуации. Пусть он, конечно, не улавливает её — не смотрит на меня как на девушку. Но я-то вижу в нём мужчину…
И смотрю. Прямо в лицо, неожиданно решив не скрываться. Мне даже интересно, с каким выражением лица я сейчас сижу, раздвинув ноги и уставившись на Матвея.
Гипнотизирую его, почти испытывая его взглядом. Или себя? Кажется, из нас двоих всё более неуютно становится мне. И мысли в голову лезут, а не глупо ли себя веду.
Матвея как раз всё устраивает. Делает несколько кадров, только теперь почему-то ничего не говорит. И, подкручивая штатив, бросает на меня чуть более долгий нечитаемый взгляд. Довольно внимательный.
Моё безнадёжно влюблённое подсознание решает, что это хороший знак. И я продолжаю уверенно позировать. Даже на шпагат в итоге сажусь — хочется показать Матвею, что я это умею.
И он реагирует. С удовольствием замечаю чуть заметное удивление в его глазах. Кстати, потемневших.
Мне кажется, или Матвей смотрит слишком горячо? Утром, когда он только-только меня под себя подмял и не узнал ещё, смотрел похоже…
— Вот это растяжка, — сдержанно выражает одобрение.
И это первое, что Матвей мне говорит после продолжительной паузы после его просьбы раздвинуть ноги. Потому сейчас его голос особенно отчётливо разрезает тишину между нами, вздрогнуть меня заставляет.
Не отвечаю. Просто продолжаю позировать — ещё немного сидя, а потом и стоя. А потом даже сзади —повернувшись к стене и положив на её ладони. Лицо при этом слегка поворачиваю к Матвею, глядя с лёгким вызовом. Сама не знаю, почему тянет именно так смотреть и вести себя.
Но ему, кажется, заходит. Щёлкает, потом смотрит на результат и говорит мне:
— Попу чуть вперёд.
Хммм… Такие у нас теперь акценты?
Но это даже хорошо. Потому что где-то в подсознании я опасалась, что веду себя слишком дерзко. Матвей явно так не считает, а потому я уже смело выпячиваю попу, демонстрируя неплохой прогиб.
Слышу лёгкое покашливание, а потом — щелчок камеры.
— Всё нормально? — спрашиваю Матвея как можно равнодушнее, а у самой сердце заходиться начинает.
Как-то накаляется между нами обстановка… Слишком ощутимо при этом. Разве это моё воображение?
— Всё отлично, — его голос звучит чуть хрипловато. — Закончим, пожалуй.
