– А вдруг? – Яр прищурился. – У тебя денег много, что ли? На сколько штрафов хватит?
Ада поскучнела.
– Ладно, – неохотно согласилась она. – Я тогда в наушниках.
– Вот в наушниках сколько угодно, – согласился Яр. – Но чтобы музыка так орала – не надо. Ты же понимаешь.
– Чего ты со мной, как с маленькой… – начала Ада, но Яр её перебил:
– Да потому что ты и есть как маленькая! – сердито сказал он. – До седых волос дожила, а ума как не было, так и нет. Осторожнее надо быть, ты понимаешь это? Осторожнее! Элементарная осторожность, не более того. Разумная осторожность. Не лезь на рожон, не высовывайся, не светись. Не давай никому повода сделать с тобой что-то такое… – он осёкся, махнул рукой. – То, от чего станет ещё хуже. Ты поняла, в общем.
– Хорошо, – обреченно отозвалась Ада. – Чаю хочешь?
– Хочешь, – кивнул Яр. – А я тут крапиву срубил, между прочим, – с гордостью добавил он.
– Да ладно? – удивилась Ада. – Можно посмотреть?
– Заходи, – Яр улыбнулся. – Целая поляна получилась. Там, под яблонями, оказывается, столько места. Я уже и забыл, что там так может быть.
– Сейчас подойду, – кивнула Ада. – Слушай, а может, щей сварить из этой крапивы?
– Не, не получится, – покачал головой Яр. – Она старая, а щи только из молодой варят. Да и вкус у них не очень, если честно. Из щавеля вкусные были, помню, но ни тебе, ни мне нельзя щавель.
– Увы и ах, – согласилась Ада. – Иди, открывай, сейчас буду.
***
– Считки Яра из того периода – вещь довольно тягостная, – Пятый покачал головой. – Это видно даже по превью. Нет, откроем несколько, но…
– Но в двадцать он пытался вести что-то типа дневника, и надо сделать сверку с его записями, – закончил Лин. – Вообще, если честно, на меня это действительно похоже. Скрипач, вот честно, ты сделал бы то же самое, что и он?
– Ты ещё спрашиваешь? – Скрипач невесело усмехнулся. – Да. Сделал бы. Причем это единственное, что я бы сделал, наверное. Он… молодец. Сумел восстановиться в институте, продолжил учёбу. Я бы так не смог. Конечно, приемные родители его в тот период поддерживали, но отец умер, когда Яру был двадцать один год, и мать через три года уехала в Пермь, к старшей части семьи. Он остался один. Не совсем, но, по сути, один.
– Смычка, – вдруг произнес до того момента молчавший Ит. – Вы не заметили?
– Что именно? – не поняла Берта.
– Ну ты-то дорогая, ты-то что? Мы же там жили. Где была Масловка? Куда хотели попасть Фламма? Пермь. Круг практически замкнулся, – Ит покачал головой. – Нельзя быть такими рассеянными.
– Господи… действительно, – Берта открыла визуал. – Да, правда. Ты прав, всё верно. Ну и ну. Это значит, что оно как-то ещё работает, по всей видимости. Если оно вот так замыкается в таком построении…
– Сейчас мы это точно не просчитаем, – заметила Эри. – Но да. Что-то есть. Точно есть. Лин, вы не смотрели, когда он… это сделал?
– Выкопал Яна? Как только его выпустили из дурдома, почти сразу, как только смог, – Лин вытащил из пачки тетрадь в темно-зеленом коленкоровом переплете. – Это лекции, если что. Формальная логика, второй курс. До академки, и после. В конце этой тетради есть несколько дневниковых записей. Он пишет… сейчас, найду. Одну минуту. Вот, отсюда.
«…повёл себя действительно глупо. На нервах. А так нельзя, потому что надо не дать им себя поймать, как в прошлый раз. Ошибкой было приходить туда днём, при свете, и пытаться вызволить Яна у всех на виду. Они не понимают. Все два года я думал, что я тогда сделал не так, и даже с лекарствами, но сумел осознать, что они не понимают и не поймут. Ничего и никогда. Ему холодно, он там совсем один, а им всё равно. Значит, эта тайна должна остаться моей тайной, и ничьей ещё, и я должен сделать всё так, чтобы они не поняли…»
