Миновал полдень, когда Хэл, обогнав остальных, подскакал к Корнуоллу, который ехал во главе отряда.
– Посмотри вон туда, – сказал он, указывая на небо над громадными деревьями, обступавшими тропу с обеих сторон.
– Ну и что? – спросил Корнуолл. – Какие-то точки. Наверняка птицы.
– Я слежу за ними уже давно, – пояснил Хэл. – Это не обычные птицы. Их много, и постоянно прилетают все новые. Стервятники вьются над мертвечиной.
– Должно быть, сдохла чья-нибудь корова.
– Откуда здесь коровы?
– Тогда олень или лось.
– Не один олень и не один лось. Там, где кружит много стервятников, смерть пожала обильную жатву.
– К чему ты клонишь? – нахмурился Корнуолл, натягивая поводья.
– Голова, – ответил Хэл. – Откуда она взялась? Взгляни, тропа вновь ведет под уклон, в лощину. Отличное местечко для засады. Живым никто не уйдет.
– Но каким образом тут мог очутиться Бекетт? – недоуменно произнес Корнуолл. – Через реку у башни он не переправлялся, следов его мы не видели – ни отпечатков копыт, ни кострищ. Если он угодил в засаду…
– Не знаю, – перебил Хэл. – Свое мнение я высказал, а ты решай как хочешь.
К ним подъехали Оливер с Плакси.
– Что происходит? – спросил Оливер. – Что-нибудь не так?
– Стервятники, – ответил Хэл.
– Не вижу никаких стервятников.
– Вон те точки на небе.
– Ладно, – проговорил Корнуолл. – Так или иначе, впереди мертвечина. Плакси, мне надо с тобой посоветоваться. Прошлой ночью, как раз перед тем, как нам подкинули голову, в темноте пела дудка…
– Темный Дудочник, – хмыкнул Плакси. – Я же тебе про него рассказывал.
– Да, но ты знаешь, как-то в суматохе позабылось. Кто он такой?
– Никому не известно. – Гном поежился. – Никто никогда его не видел. Он не показывается, только играет на своей дудке, и то редко, может пропасть на несколько лет. Он – предвестник беды, играет лишь тогда, когда должно случиться что-то нехорошее…
– Хватит говорить загадками. Что нехорошее?
– Голова – это нехорошее? – поинтересовался Хэл.
– Да, но то, что произойдет, будет гораздо хуже.
– Произойдет с кем? – спросил Корнуолл.
– Не знаю, – признался Плакси. – Никто не знает.
– Откровенно говоря, – вмешался Оливер, – эта дудка кое-что мне напомнила. Я все никак не мог сообразить, что именно, – так перепугался, что все мысли перепутались. Но сегодня, пока мы ехали, я догадался. Мне пришли на память две строчки из старинной песни, ноты которой записаны в манускрипте, что хранится в университетской библиотеке. В том манускрипте утверждается, что песня насчитывает добрую сотню столетий, быть может, она – древнейшая на Земле. Хотя откуда тому, кто писал манускрипт, было знать?..
Корнуолл фыркнул и пришпорил коня. Хэл последовал за ним. Тропа резко нырнула вниз, как будто провалилась под землю, с обеих сторон ее высились огромные зазубренные скалы. По их поверхности ручейками стекала вода, за трещины и выступы отчаянно цеплялись корнями чахлые папоротники и мхи. В расщелинах росли хилые кедровые сосны, которые держались непонятно на чем; впечатление было такое, будто они вот-вот упадут. Отрезанная скалами от солнечного света, лощина словно изрыгала из себя мрак.
Между скалистыми стенами пронесся ветерок, этакий каприз атмосферы. Он принес с собой запах, не то чтобы выворачивающий желудок наизнанку, но в достаточной степени отвратительный, сладковатый запах гниения, который лез в ноздри, проникал дальше и останавливался комом в горле.
