Это вы про Николая благоверного говорите?
Про него. Если, конечно, благоверный, в запятые взять.
А, ну это да. Но я как-то о другом, хотела говорить с вами, Алексей Федорович.
О картине? Картина, конечно, чудо, она меня тоже впечатлила….
А во мне, что-то родилось, глядя давеча на нее. Может голос русского Бога вооруженного восстания я услышала?
Бога?! А разве Бог не один и не для всех? Причем тут русский или еще какой?
Ну не еврейский же, Алексей Федорович, что вы в самом деле?
А Христос. Чей Бог по-вашему?
Он православный! Он наш! Но есть еще один, русский, заступник униженных и оскорбленных. Бог – справедливой правды на русской земле!
О Богородице хотите сказать?
Богородица, она утешительница народа русского, а я, хочу вам сказать о Боге, который сидит в груди у каждого русского человека и говорит ему о великой справедливости жизни. Он не дает покоя нам, от того и пьет наш человек, что не может справиться с соделанным грехом и вопиющим призывом о несправедливости им сотворенной. Не может он понести эту ношу чистоты. Вот Христос проповедовал о чистоте души, о чистоте помыслов и действий, дабы обрести Царство Небесное. Так вот в русском человеке Его учение отзывается во сто крат сильней, нежели в немце каком-нибудь или французе, или поляке, что еще хуже. Они-то мастаки на сделку со своей совестью идти, они люди образованные. К себе подходы выучили, на то и науке обученные. А русский человек в большей массе не обучен, диковат. Ему такие премудрости без понятия, а потому с собой, по совести, говорит и страдает также. Уж, если подлость какую совершил, то потом всю-то свою жизнь мучается, подходов-то к себе не знает. И как унять боль несправедливости, приключившейся с ним, не ведает. И одно тут только средство от недуга такого, горькую пить, чтобы хоть на какое-то время забыться.
Подождите, подождите, Ева Александровна, а как же мое вооруженное восстание? Здесь-то причем, ваш бог справедливости? Если вы не знаете, то справедливость уже Христом дана.
Себя вы в жертву припасли? Повремените. Кровь лить…, и за что? За миг блаженства? За утверждение красоты летучей в этом мире?
Я за народ, жизнь отдам. А за Христа, я душу положу.
Простите меня, Алексей Федорович, но революционный бог, Христа не знает. А вы ему, намедни присягнули. Но, если вы хотите верным быть всецарю. Заре, предвестнику, души, любви, свободы, красоты. То соблюдайте тайно, данные Ему обеты. На то и я явилась к вам, чтоб вас освободить, от тех мучений, что вы осмелились на сердце наложить.
Язычником мне быть нельзя, христианином должно быть! Фу ты! Какой я вздор говорю. Просто разволновался. Вы в такой час ко мне пришли. Мне, знаете ли, как-то неловко, вот и лепечу вам первое попавшее, что в голову придет. А вот про картину, это вы правильно заметили. Она чем-то Богородицу нашу напоминает, вы не приметили?
Я почувствовала, Алексей Федорович, ее, а только потом угадала.
И что? Каково, это воспринять?
Как неразгаданная тайна,
Живая прелесть дышит в ней -
Мы смотрим с трепетом тревожным
На тихий свет ее очей.
Земное ль в ней очарованье,
Иль неземная благодать?
Душа хотела б ей молиться,
А сердце рвется обожать…
Прочла стих Тютчева, «Как неразгаданная тайна…», Ева Александровна, расстегнула сорочку, та сползла медленно вниз, и она предстала перед Алексеем Федоровичем в совершенно обнаженном виде. Он на минуту замер при виде белоснежного, мраморного тела, а потом, когда схлынула чувственная неожиданность явленной красоты, бросился к ее ногам.
