Бремя власти I - страница 14

А толпа замерла. Воздух сгустился, словно перед ударом молнии. Где-то в глубине зала зазвенело разбитое стекло. Ольга махнула рукой церемониймейстерам, и тут же грянули трубы, возвещая начало пира. Слуги быстро выволокли тело бунтаря, вытерли кровь и поставили гигантские столы в центре зала.

«Итак… С чего ты начнешь?» – мелькнул испуганный голос принца в голове.

– Для начала напьюсь и сыграю роль неопасного шута. – натянув на лицо маску страха, мысленно бросил я. – Это даст нам фору.

"Я начинал революцию, имея за собой 82 человека. Если бы мне пришлось повторить это, мне бы хватило пятнадцати или даже десяти. Десять человек и абсолютная вера. Неважно, сколько вас. Важно верить и важно иметь четкий план."

Фидель Кастро

Проснулся от удара… Но не от физического, а от того, что выворачивает мозг через уши. Свет из щели между шторами вонзился в зрачки раскаленной иглой. Я задыхался, будто на груди лежал бес-душитель. Губы слиплись, язык прилип к нёбу, словно обугленная пластиковая деталь. Пахло кислым вином, рвотой и едким потом – ароматом вчерашнего «триумфа».

Память возвращалась обрывками: хриплый хохот, брызги шампанского на парчовых шторах, дружеские объятия с графом Ломовым – тот пах, как дохлый осетр, выброшенный на берег Невы. Его борода колола щеку, а жирные пальцы сжимали мое плечо: «Ваше величество, вся Россия за вас!» Я орал похабные частушки, бил кубком о мраморный пол, пока осколки хрусталя не впились в подошвы некоторых гостей. Меньшикова наблюдала с регентского трона, улыбаясь так, будто видела уже свой портрет в учебниках истории… поверх моего трупа.

– Ты… превратил меня в шута! – голос Николая прорезал череп, как пила. Он материализовался у зеркала, полупрозрачный, с искаженным от ярости лицом. Его пальцы впились в раму, но прошли сквозь позолоту. – Род Соболевых никогда…

– Род Соболевых практически сгинул, – выплюнул я, сползая с кровати. Мышцы дрожали, будто их били током. В зеркале мерцало отражение: бледный юнец с синяками под глазами, в рубахе, испачканной вином и чьей-то помадой. Шея в красных пятнах – то ли от удавки, то ли от женских губ. – Теперь ты – я. А я – тот, кто выжжет ваш позор дотла. Не сомневайся.

Я сгреб со стола графин с водой – остатки вчерашнего «фейерверка». Ледяная влага обожгла горло, смывая вкус похмелья. Но этого было мало.

– Очищение! – я сжал кулаки и вцепился в резерв – крошечное солнце под ребрами. Магия жахнула по венам, как удар хлыста. Кожа слегка задымилась, со лба хлынул пот, смешиваясь с черной слизью, сочившейся из пор. В воздухе запахло горелой патокой и гниющими яйцами. Алкоголь выходил клубами пара – я видел их: извивающиеся тени зеленого змия, последние вспышки отравы.

– Ты… сжигаешь мою плоть! – закричал Николай.

– Твоя плоть – мусор, – прошипел я, наблюдая, как синие прожилки на руках бледнеют. – Я же сделаю из нее оружие.

Уже через пять минут я стоял, опершись на спинку кровати. Дрожь в теле исчезла, а противный вкус на языке испарился, как не бывало. Зеркало показывало того же юнца, но глаза… глаза теперь горели царственной решительностью Соломона. В груди клокотала ярость – чистая, без примесей.

– Теперь, – повернулся я к призраку, – научись смотреть в лицо реальности. Твой «позор» – это мой щит. И когда-нибудь он станет петлей для тех, кто над тобой смеялся.

Николай молчал. Он чувствовал, что впервые за семь сотен лет существования его род стал сильнее, чем он мог бы мечтать. И страшнее. Интуиция буквально била в набат об этом…