От коллег из редакции «Вашингтонского горизонта» приходили в меру завистливые письма, в которых они доброжелательно подтрунивали над его командировкой, выдавая всевозможные вариации на тему «ЗДЕСЬ ЖИЗНЬ БЬЕТ КЛЮЧОМ» и «КАК ПРОДВИГАЕТСЯ БУДУЩИЙ ВЕЛИКИЙ АМЕРИКАНСКИЙ РОМАН?» Писал он, вообще говоря, не роман (или, если уж на то пошло, не писал), а исследование на тему романтической любви в средневековой литературе. Или, как он выразился в предложении, которое отправил своему литагенту, «…маститый критик и лауреат литературных премий Дэниел Роулендс, автор таких работ, как „Вечное в повседневном“ и „Куртизанки с Кей-стрит“, со свойственными ему остроумием и живостью пера берется за новое исследование, посвященное величайшему романтическому мифу всех времен – древней легенде о Тристане и Изольде. Обращаясь к кельтской мифологии и таким источникам, как классический труд Дени де Ружмона „Любовь и западный мир“, опера Вагнера, а также современным обработкам сюжета (например, „Черные паруса“ Ника Хейворда), „Бренная любовь“ Роулендса обещает стать одним из главных литературных событий нашей эпохи. Роулендс изучал сравнительное литературоведение в Уильямс-колледже и средневековую романтическую литературу в Йельском университете, где окончил магистратуру. Последние четырнадцать лет…»
Увы, станет ли книга «одним из главных литературных событий» этой и любой другой эпохи, в первую очередь зависит от способности автора писать, а за Дэниелом такой способности замечено не было, особенно с тех пор, как два месяца назад он прибыл в Лондон. Не сказать, чтобы он маялся без дела. Нет, он вполне исправно работал: посылал домой отчеты о жизни лондонского литературного бомонда, взял интервью у очередного Юного Дарования, писал обязательные статьи об исходящих желчью авторах букеровского шорт-листа и различиях между американскими и британскими мастерами словесности (последние курили как сумасшедшие и без всякого зазрения совести надирались средь бела дня прямо на презентациях своих книг, зато хотя бы что-то, хотя бы иногда читали).
Что же до Тристана и Изольды…
Ладно, допустим, несколько раз Дэниел посетил галерею Тейт, познакомился с «Офелией» Милле и рядом других работ артуровской тематики. Извел уйму времени и денег на покупку дорогих альбомов по искусству в ближайшем книжном магазине «Уотерстоунс». Главным же образом он занимался тем, что слонялся по городу, в одиночку или в компании своего друга Ника Хейворда. Как раз в квартире Ника Дэниел сейчас жил (сам Ник съехал к подружке в Хайбери-филдс).
И как раз Ника Дэниел поджидал этим утром в узком переулке близ Кэмден-хай-стрит. Дэниел еще помнил ту пору, когда на Инвернесс-стрит был настоящий рынок под открытым небом. От него уцелело не больше дюжины фруктовых лавочек, перед которыми стояли лотки с апельсинами, израильским инжиром, зелеными сливами и виноградом, таким блестящим и насквозь золотым, что его ягоды напоминали мультяшные пузырьки шампанского из старых «Веселых мелодий». Дэниел восхищенно разглядывал этот виноград, дивясь размеру ягод – с мячик для пинг-понга – и тому, как красиво они светились в промозглом утреннем воздухе, лежа рядом с пирамидой алых гранатов.
– Нет, нет, нет! – воскликнул голос за его спиной. – «Нам их фрукты не нужны: что там пьют кривые корни в их саду из глубины?»[9]
Дэниел с улыбкой обернулся.
