Пока кто-то из них не ляпнул что-то совершенно непотребное, я решила, что актрисе, владевшей при жизни сердцами тысяч зрителей, будут приятны аплодисменты и с криком:
– Браво! – захлопала в ладоши.
Все поддержали меня в этом начинании, после чего Сара Бернар вышла на поклон из своего оригинального футляра.
– Она совсем не похожа на Эжени! – с завистью проворчала Выква, но её овощное бормотание никто не слушал.
Сара Бернар попросила разрешения побеседовать со мной наедине. Будучи экстравагантной натурой, любящей эффекты, она сразу прониклась любовью к особняку, полному призраков, и с наслаждением выслушивала мои истории из жизни некромантов и рассматривала мои наряды, видимо, пытаясь вжиться в образ.
– А почему вы появились в гробу? – спросила я, когда между нами установились доверительные отношения.
– Я в детстве болела чахоткой и упросила мать купить мне этот гроб, чтобы точно знать, что буду лежать в комфорте и красоте, – с улыбкой рассказала мне актриса, нанося грим. – С тех пор он стал моим талисманом и спутником. Я частенько спала в нём и даже занималась любовью с моими избранниками.
Сара Бернар весело рассмеялась и заметила, подмигивая мне:
– Правда, не все они воспринимали это с должным энтузиазмом и сохраняли свой пыл!
Я могла бы побиться об заклад, что Базиля сей мрачный аксессуар вряд ли смущал, но не решилась спрашивать об этом, а Сара Бернар тем временем подошла ко мне и взглянула на меня так, будто хотела пронзить насквозь. Призрачно-театральный грим, поблёскивая в лучах светильников, небрежно и неравномерно лежал на её лице, словно безжизненная белая маска.
– Вы позволите прикоснуться к вам, Эжени? – спросила Сара Бернар. – Это необходимо для того, чтобы вжиться в образ.
– Конечно! – с готовностью согласилась я.
Сказать по правде, мне было немного жутковато и одновременно интересно. Актриса взяла меня за руку и начала медленно преображаться. Изменения сначала были едва заметны, казалось, что грим постепенно заполняет мелкие морщинки и поры на лице, образует нужные изгибы и линии. Меня не оставляло впечатление, словно эта призрачная дама снимает с меня слепок, чтобы надеть его на себя. Возможно, именно за счёт этого умения ей удавалось так долго скрываться от депортации назад, в потусторонний мир.
Через час мы пригласили всех домочадцев в комнату, с интересом наблюдая за их реакцией, а посмотреть было на что, ведь взглядам хорошо знавших меня людей и нелюдей предстали сразу две Эжени, похожие, как две капли воды, только платья были разные (одинаковых у меня не водилось). Я выбрала своё любимое – лазоревое в стиле ампир, а Сара Бернар – кроваво-алое с россыпью чёрных роз по подолу и декольте, что было гораздо ближе к некромантским канонам и соответствовало её мировосприятию. Искусство призрачного грима и перевоплощения по Станиславскому произвело неизгладимое впечатление на зрителей.
– Японский Гераклид! – пробормотал призрак Диогена с недоумением, глядя на раздвоившуюся меня.
– Тыквенный затык! – согласилась с ним Выква, смотревшая на нас, выпучив глазищи.
Мы сидели по разные стороны от зеркала, и Сара Бернар настолько непринуждённо и похоже копировала мои движения и мимику, что мне самой становилось не по себе при мысли о том, кто же из нас настоящая.
– Сильвупле! – сказала она, один в один копируя мой голос, и жестом пригласила всех подойти ближе, словно удав Каа бандерлогов.
