Вечером Михаил вошел в комнату жены и сел на кровать.
– Родная, я тебе должен сказать… Видно мне придётся поехать ненадолго поторговать в Кобдо… Так плохи наши дела и в Новониколаевске и здесь! – он обнял её и поцеловал, увидев слёзы на глазах жены.
– И когда? – она знала характер мужа: если решил – так и поступит! – Ой, страшно, мне, что-то, Мишенька… Очень страшно! А Ли Чен с тобой поедет?
– Конечно! Как же я без него… – он гладил волосы жены, успокаивая её.
– Ты, уж, поберегись! А за нас не беспокойся… Мы с Алёшкой тут будем папку дожидаться!
Через два дня Алексей и Ли Чен уехали в Новониколаевск.
От какой-то внутренней тревоги мои глаза сами собой открылись. В голове роились непонятные мысли…
– Странно, у меня ведь тоже день рождения – 28 июля! Оказывается, дата моего рождения совпадает с датой рождения моего прадеда, Алексея Михайловича! Вот это новость! – подбрасываю дров в костёр: вот теперь мне уже по-настоящему становится интересно. Ведь я всю жизнь хотел узнать про своих дальних родственников, однако и мать и все остальные как-то сразу же меняли эту тему и уходили от ответа. – Ну-ну, посмотрим, что же дальше было!
«Маньчжурия, Кобдо, март 1878 года.
Прошло два года, как я здесь, а дела всё никак не разрешают вернуться. Я занимаюсь с Ли Ченом ихней гимнастикой, чувствую, как стал крепче и здоровей. Сегодня Ли Чен гадал на палочках и сказал, что придёт известие, а ещё дал мне талисман для охраны. Пришло письмо от моего приказчика из Новониколаевска. Он написал, что я раззорен. Ли Чен говорит, что надо ехать в Россию, и предупреждает об опасности от какой-то разбойницы. Говорит, что я её знаю. Она может помешать мне. Никто не помешает мне: я так хочу домой, к сыну и Нине!»
Что-то грустно и тревожно застучало сердце. Понимая, что это неспроста, смотрю на огонь, чтобы он перенес меня в то тревожное время. Как-то незаметно глаза закрылись, и я оказался в Кобдо…
Михаил стоял у окна и смотрел на хмуро утро, не предвещающее ничего хорошего. За эти два года, которые тянулись изо дня в день, он так и не смог привыкнуть к этой нехитрой природе, голым горам, раскинувшимся вокруг города и постоянному отсутствию воды, невольно сравнивая всё это с великолепием Уральской и Сибирской природы. Только сейчас он по-настоящему понял, какую ценность представляет природа его Родины! Временами на него нападала такая хандра, что молодой торговец запил бы, да жестокий Ли Чен не давал: он отбирал бутылки с местным самогоном. В эти дни монах превращался в заботливую няньку и массажировал определённые точки на теле Михаила, отчего тот быстро приходил в норму.
Молодой купец возмужал, стал стройней, гибче и жёстче. Постепенно Ли Чен приобщил его к занятиям китайской гимнастикой, которую Михаил упорно постигал, как и китайскую грамоту вместе с философией. Успехи его были невелики, однако продвижение было заметно.
Вот и сейчас он смотрел на то, как молится Ли Чен перед маленькой статуэткой Будды, окруженной маленькими свечами. В голове же ходили мрачные мысли…
– Это Кобдо мне так опостылело со своей вечной пылью, что хоть на улицу не выходи! А у нас сейчас снег тает, скоро всё зацветёт… Сколько ещё мне томиться здесь, на чужбине? – думал он, невольно опять сравнивая природу. – Совсем озверели эти приказчики! Из-за них пришлось приехать к чёрту на кулички! И не докладывают, как там дела… Хоть бы письмо какое прислали! Я им уже несколько отправил, а они ни одного… И бабы эти узкоглазые до чёртиков надоели, смотреть на них не хочу! Не то, что наши… Только когда теперь удастся к ним вернуться… К Нине… Денег, наторгованных мной как раз хватило бы для жизни в Новониколавске…
