– Почему он нацелился на Спейнов?
– Почему вообще всё? Это же несколько месяцев слежки, чтобы закончить массовым убийством. Зачем выбирать эту семью? Зачем вламываться к ним ради пары ломтиков ветчины? Зачем снова вламываться и пробивать стены? Зачем переходить к убийствам? Зачем рисковать, начиная с детей? Зачем душить их, но потом резать взрослых? Зачем все это?
Ричи выудил из заднего кармана штанов Патрика пятьдесят центов и по-детски пожал плечами, вздернув их до самых ушей:
– Может, он псих.
Я прекратил разбирать белье.
– Так и напишешь в деле для прокурора? “Ну фиг знает, может, он псих ненормальный”?
Ричи покраснел, но на попятный не пошел.
– Не знаю, как это называется у врачей, но вы же понимаете, о чем я.
– Вообще-то, сынок, не понимаю. “Псих” – это не мотив, разновидностей психов полным-полно, но большинство не склонны к насилию, и у каждого есть своя логика, пусть и неясная таким, как мы с тобой. Никто не убивает целую семью только потому, что нашло психованное настроение.
– Вы попросили выдвинуть версию, в которую вписывается все, что у нас есть. Ничего лучше я придумать не могу.
– Версия, построенная на аргументе “потому что он псих”, – это не версия, а дешевая отмазка. И леность мысли. Детектив, я ожидал от тебя большего.
Я отвернулся и снова принялся разбирать комод, но почувствовал, что он замер.
– Выкладывай, – сказал я.
– Я сказал этой Гоган, что ей не стоит беспокоиться насчет маньяков, только для того, чтобы она не обзванивала всякие ток-шоу, но на самом деле у нее есть все основания для страха. Не знаю, каких терминов вы от меня хотите, но если этот парень – псих, то никому и не нужно нарываться на неприятности, он сам их обеспечит.
Я задвинул ящик, прислонился к комоду и сунул руки в карманы.
– Несколько веков назад жил один философ, который считал, что самое простое решение – всегда самое верное. Не самое легкое, а такое, для которого требуется минимальное количество дополнительных допущений. Как можно меньше всяких “если” и “может быть”, как можно меньше неизвестных парней, которые волею случая очутились в гуще событий. Видишь, куда я клоню?
– Вы считаете, что никакого чужака не было, – ответил Ричи.
– Неправильно. Я считаю, что у нас есть Патрик и Дженнифер Спейн, – и любая версия, в которой участвуют они, требует меньше допущений, чем остальные. Подоплека случившегося кроется либо снаружи, либо внутри. Я не говорю, что чужака не было. Я говорю, что даже если убийца пришел снаружи, проще всего исходить из предпосылки, что причина находилась внутри.
– Погодите… – помотал головой Ричи. – Вы же сказали, что не исключаете версию с чужаком. А та загородка на чердаке? Вы сами предположили, что она нужна для поимки парня, который продырявил стены. Что…
Я вздохнул:
– Ричи, когда я говорил “чужак”, я имел в виду человека, который одолжил Патрику Спейну деньги на азартные игры. Человека, с которым Дженни трахалась на стороне. Я имел в виду Фиону Рафферти, а не гребаного Фредди Крюгера. Разницу улавливаешь?
– Да. – Ричи ответил ровным голосом, но, судя по тому, как напряглась его челюсть, уже начал раздражаться. – Улавливаю.
– Я знаю, что это дело кажется – как ты его назвал? – жутковатым. Знаю, что в таких обстоятельствах воображение запускается на полную катушку. Тем важнее не терять голову. Самое вероятное решение было у нас еще по дороге сюда – банальное убийство с самоубийством.
