Ричи последовал за мной.
– Если проголодался, возьми машину и сгоняй на заправку, о которой говорила Гоган, – сказал я.
Он покачал головой.
– Все супер.
– Хорошо. Ночью поработать не против?
– Без проблем.
– В шесть прокатимся в отдел, отчитаемся перед главным инспектором, возьмем все, что нужно, потом снова встретимся и вернемся сюда. – Если быстро доберемся до города и доклад шефу не займет много времени, я, возможно, успею найти Дину и отправить ее на такси к Джерри. – Можешь записать себе сверхурочные. Я не собираюсь.
– Почему?
– Я не сторонник самой идеи сверхурочных.
Ребята Ларри перекрыли воду и забрали сифон на случай, если наш парень здесь отмывался, но из крана вытекла струйка оставшейся воды. Я намочил салфетку и принялся тереть рукав.
– Да, я слышал. А что так?
– Я не нянька и не официант и почасовую оплату не беру. И я не политик, который требует тройное вознаграждение за каждый чих. Мне платят за работу, что бы это ни значило.
Это Ричи оставил без комментариев.
– Вы на все сто уверены, что парень за нами наблюдает, так? – спросил он.
– Наоборот: скорее всего, он сейчас далеко, у себя на работе, – если у него есть работа и если ему хватило пороху сегодня туда прийти. Но, как я уже сказал, рисковать я не собираюсь.
На периферии зрения блеснуло что-то белое, и я, еще не успев осознать, что делаю, развернулся к окну и приготовился бежать к задней двери. Один из криминалистов на дорожке брал пробу с брусчатки.
Ричи красноречиво промолчал, а я выпрямился и засунул салфетку в портфель.
– Ну, может, насчет “на все сто” я загнул, но вы все-таки думаете, что он за нами наблюдает, – сказал Ричи.
Огромная клякса Роршаха на полу, где лежали Спейны, темнела, образуя корку по краям. Рикошетящие от окон лучи серого предвечернего солнца отбрасывали во все стороны беспорядочные искаженные отражения: кружащиеся листья, кусок стены, головокружительное птичье пике из-под облаков.
– Да, – сказал я. – Думаю, он наблюдает.
* * *
Теперь нам оставалось скоротать остаток дня и дождаться сумерек. Пресса уже начала собираться – позже, чем я ожидал; очевидно, их навигаторам это место понравилось не больше, чем моему. Репортеры занимались своим делом – напирали на оградительную ленту, пытаясь заснять криминалистов, серьезными голосами наговаривали текст в камеры. Для меня журналисты – необходимое зло: они паразитируют на зверях, сидящих в каждом из нас, приманивают гиен, заливая первые полосы кровью, но часто бывают полезны, поэтому лучше с ними не ссориться. Я проверил прическу в зеркале в ванной Спейнов и вышел, чтобы сделать заявление. На секунду я даже подумал отправить вместо себя Ричи: при мысли о том, что Дина услышит мой голос, говорящий о Брокен-Харборе, я почувствовал жжение в груди.
Перед домом толпились десятка два журналистов – представители ведущих газет и таблоидов, национальных телеканалов и местного радио. Я постарался говорить как можно короче и монотоннее в надежде, что вместо того, чтобы дать в эфир кадры с моим заявлением, на мои слова просто сошлются, и дал понять, что все четверо Спейнов погибли. Наш парень будет смотреть новости, и мне хотелось, чтобы он чувствовал себя уверенно и в безопасности: никаких свидетелей, идеальное преступление, поздравь себя с тем, что ты такой молодец, и приходи еще раз взглянуть на свою безупречную работу.
Вскоре прибыли поисковая группа и кинолог с собакой, пополнив множество действующих лиц в нашем садовом спектакле: та баба Гоган и ее сынок перестали притворяться, что не подглядывают, и высунулись из двери, а репортеры чуть не порвали оградительную ленту, пытаясь увидеть, что происходит, – и я посчитал это за хороший знак. Вместе с остальными ребятами я склонялся над чем-то воображаемым в прихожей, выкрикивал в открытую дверь бессмысленную тарабарщину, бегал к машине, чтобы что-нибудь из нее достать. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не поискать взглядом в лабиринте домов мимолетное движение, отблеск линз, но я ни разу не поднял глаза.
