Наконец кружение останавливается, опускается стекло.
— Ты идиотка, спятила! — орет благим матом водитель. — Куда лезешь?
— Я… простите… я…
Водитель распахивает дверь и вываливается на мостовую. Я замираю: передо мной стоит мажор с перекошенным лицом, а с его лба стекает тоненькая струйка крови.
Это конец!
Возле нас мигом собирается толпа.
— О боже! — кричит кто-то.
— Достали эти богатенькие буратинки! — вопит бабка с кошелкой. — Люди для них — мусор.
— Да-да…
Я медленно прихожу в себя. Сердце бешено колотится от пережитого страха, даже дышать больно. Наклоняюсь, чтобы поднять выпавшую из рук сумку. Меня ведет в сторону, хорошо, что в узком проулке дома рядом, опираюсь на шершавую стену, втягиваю ноздрями воздух.
«Что со мной?» — недоумеваю. Никогда раньше не было такой реакции на страх, причем чувствую, что испугалась не за себя, а за водителя.
С чего бы? Это он защищен машиной, а не я.
— Блин! Что за невезуха! Опять ты? — рявкает мажор, трогает лоб, смотрит на пальцы. — Твою ж дивизию! Видишь, что ты наделала.
— Я? — захлебываюсь слюной от возмущения. — Это ты едешь, мечтаешь! Я иду себе спокойно, а ты из-за угла…
— Спокойно? Да, ты по центру дороги шлепала!
— Я…
В толпе со скоростью ветра меняется настроение.
— Девка точно спятила, — качает головой бабка.
— Молодежь! Не чувствует опасности, — говорит прохожий, сплевывает и идет дальше
— Точно, из-за таких, как она, и случаются аварии, — поддерживает его дама, которая держит на поводке собачонку. — Правда, Пусик?
— Тяф, тяф! — звонко соглашается Пусик с хозяйкой.
— Да я… никого же не было…
Так и хочется самой залаять на зевак и послать их подальше, но захлопываю рот. Лучше мне промолчать, и правда, сама нарушила правила.
Мажор опять таращится на свои окровавленные пальцы, трясет головой, потом вытаскивает из кармана телефон. Я бочком, вдоль стены дома, протискиваюсь мимо его машины.
Несколько шагов в горку, потом за угол, и — свобода!
Облом!
Гад хватает меня за локоть.
— Стой! Куда намылилась? Новый иск подавать придется.
— Ой! — вскрикиваю нарочно. — Господин, вы что-то обронили?
— Где?
Он оглядывается, но мой локоть не отпускает. Показываю двумя пальцами на него:
— Глазки обронили, — и тут долго сдерживаемая злость прорывает плотину. — В следующий раз смотри, куда прешь, чмо!
Резко выдергиваю руку и, гордо задрав подбородок, шагаю по тротуару. Спиной чувствую буравящий взгляд и молюсь, чтобы быстрее скрыться. Свернуть не успеваю.
— Хамка! — несется вслед.
— Сам такой! — не сдаюсь я.
— Эй! — кричит он, оборачиваюсь, вижу протянутую руку. — У тебя упало.
Черт! Обшариваю карманы, заглядываю в сумку — все на месте.
— Это не мое.
— И не мое.
— И что же?
— Сама посмотри!
— Хорош прикалываться!
Делаю шаг, но застываю с поднятой ногой, секунду раздумываю. С одной стороны, этот чепушила мог взять на понт, а с другой… Еще раз оглядываю себя, ключи, бейджик, сумка — все на месте. Может, деньги уронила? Или карточку? Издалека не видно, что этот мудачина держит в кулаке.
— Потом пожалеешь!
— Умник нашелся, — ворчу, но сворачиваю за угол. — Думаешь, я поведусь? Не на ту напал.
— Правда, пожалеешь.
Останавливаюсь: вот достал! Но сомнения уже гложут душу. А вдруг что-то важное обронила?
Выглядываю: он стоит на месте с протянутой рукой, словно точно знает, что любопытство во мне победит чувство опасности.
— Мне неинтересно.
— Хорошо! — уже кричит он. — Я себе оставлю!
