День шестой «Красная птица в Эдемском саду»
Лишь бы на земле
Было счастье суждено,
А в других мирах –
Птицей или мошкой стать –
Право, всё равно!
Отомо Табито (III-348) «Манъёсю»
Und Gott sprach: Es lasse die Erde aufgehen Gras und Kraut, das sich besame, und fruchtbare Baume, da ein jeglicher nach seiner Art Frucht trage und habe seinen eigenen Samen bei sich selbst auf Erden. Und es geschah also. Und die Erde ließ aufgehen Gras und Kraut, das sich besamte, ein jegliches nach seiner Art, und Baume, die da Frucht trugen und ihren eigenen Samen bei sich selbst hatten, ein jeglicher nach seiner Art. Und Gott sah, dass es gut war. Da ward aus Abend und Morgen der dritte Tag.
Судно высадило меня, Мосэ и Хотокэ на пристани Ибусуки. Прощаясь с капитаном и стариком, монахи поблагодарили за путешествие и пообещали молиться за чудесное спасание их сына и внука. Капитан предложил нам, если у нас появится желание, отвезти обратно в Ёсида через пару дней, когда судно будет отремонтировано и загружено товаром. Монахи и я ещё раз поблагодарили, но отказались.
Сойдя со шхуны, я ступил на землю другим человеком. До этого я считал, что занимаюсь довольно почетным ремеслом и принадлежу к небольшому кругу служителей Бога. Я думал, что отношусь к своей работе с большой серьёзностью и ответственностью, стараясь в поисках Истины виртуально выстроить в своём воображении некую модель мироздания, которая бы объяснила весь механизм происходящих на земле событий. Но сейчас-то я понимал, что все мои представления о мире всегда выглядели несовершенными, и, может быть, даже нелепыми. В них постоянно чего-либо не хватало, не было подлинного.
Я попытался понять, почему это произошло.
С древних времён мыслители тем только и занимаются, что пытаются отобразить картину подлинного мира. Литераторы сочиняют или рассказывают разные истории; историки отображают происходящие события, трактуя их по-своему; философы вырисовывают свои пространные схемы движения мысли. И все они стараются делать это, исходя из своих способностей и возможностей, прилагая к этому все свои силы и своё воображение, что делает их работы всегда субъективными. К тому же всё это делается лишь для того, чтобы удовлетворить своё честолюбие.
Может быть, то же самое происходит и со мной? И может быть, человеческим путём невозможно приблизиться к Истине? Всё, за что берётся человек, превращается в заблуждение. Что бы он не делал, всё – неправильно! Если человек трудится только ради выгоды или славы, то можно ли его труд назвать совершенным. Так в чём же совершенство? В безызвестности? В незаинтересованности? Вряд ли. А может быть, само смирение и есть признание своей ничтожности, невозможности постичь Истину?
В мире очень мало безымянных трудов, незаинтересованных и объективных. Что же касается меня, то я даже сравнивать себя с ними не берусь, потому что не обладаю ни их проницательность, ни их мудростью.
Эта поездка показала, насколько я невежественный и эгоистичный. Всю жизнь я чему-то учился, но учился всегда не тому, чему нужно было. Да и учителя мои были всегда не на высоте. И в конечном итоге, я понял, что совсем не знаю ни этого мира, ни себя в нём.
Я ступил на землю с тяжёлым сердцем, не только потому, что потерял свою любимую, но и потому, что потерял себя самого в этом мире. Я не знал, кто – я, что я могу, и в каком направлении мне нужно двигаться. Досада моя ещё возрастала оттого, что я только теперь осознал, что упустил в своей жизни много времени, занимаясь ни тем, что считал необходимым, и нисколько не приблизился к Истине. Мой мистически опыт был равен нулю. Я не был святым отцом, но страстно хотел им стать. И вот теперь я понимал, что нахожусь в самом начале этого пути.
