Миссис Гроган покачала головой. Как мне показалось, даже с некоторым восхищением. Она и вправду была янки старой закалки.
– Надеюсь, Дасти сумел прихватить хотя бы две сотни долларов из стола мистера Харригана, или из шкафа, или откуда еще, я не знаю. Потому что это были последние деньги, которыми он разжился во всем городе Харлоу, во всем округе Касл и во всем штате Мэн. Его никто не брал на работу. Он не смог бы устроиться даже чернорабочим на ферму Дорранса Марстеллара, чтобы сгребать куриный помет. Мистер Харриган лично за этим проследил. Он был честным, порядочным человеком, наш мистер Харриган, но не дай бог, если ты сам не таков. Бери еще печенье.
Я взял печенье.
– И пей чай, малыш.
Я отпил чаю.
– Я, наверное, сейчас поднимусь наверх. Может быть, перестелю кровати вместо того, чтобы просто снять все белье. Пусть пока будут застелены. Как думаешь, что теперь будет с домом?
– Я не знаю.
– Я тоже. Не имею ни малейшего понятия. Даже не представляю, кто его купит. Мистер Харриган был единственным в своем роде. И все это… – Она широко развела руками. – Все это тоже.
Я подумал о стеклянном лифте и решил, что она права.
Миссис Гроган взяла еще одно печенье.
– И все его комнатные растения… Вот куда их теперь?
– Я бы взял парочку, если можно, – сказал я. – А насчет остальных я не знаю.
– Вот и я тоже. И холодильник забит под завязку. Наверное, надо забрать все продукты. Поделим их на троих: тебе, мне и Питу.
Приимите, ядите, подумал я. Сие творите в Мое воспоминание.
Миссис Гроган тяжело вздохнула.
– Я в основном не знаю, куда себя деть. Дел-то почти не осталось, я их растягиваю, как могу, чтобы было чем себя занять. И что со мной будет потом, я не знаю. Честное слово, не знаю. А что ты сам, Крейг? Что ты теперь собираешься делать?
– Прямо сейчас я собираюсь спуститься в подвал и опрыскать его грифолу курчавую, – ответил я. – И, если можно, я бы забрал домой узамбарскую фиалку.
– Конечно, можно, – сказала она. – Бери все, что хочешь.
Она пошла наверх, а я – вниз, в подвал, где мистер Харриган выращивал грибы в больших стеклянных террариумах. Опрыскивая их, я размышлял о сообщении, пришедшем ночью от pirateking1. Папа наверняка прав, это чья-то дурацкая шутка. С другой стороны, если бы кто-то решил меня разыграть, он мог бы придумать и что-нибудь поостроумнее, чем набор букв. Например: Спасите, я заперт в гробу. Или: Разлагаюсь, просьба не беспокоить. Разве нет? С чего бы этот шутник отправил мне двойное а, которое, если произнести его вслух, звучит как клекот в горле или предсмертный хрип? И зачем он прислал мне мой собственный инициал? Причем не один и не два, а три раза?
В итоге я забрал из дома мистера Харригана четыре растения: узамбарскую фиалку, антуриум, пеперомию и диффенбахию. Я принес их домой и расставил по комнатам, а к себе в спальню взял диффенбахию, которая нравилась мне больше всех. Но я сам понимал, что просто тяну время. Расставив горшки по местам, я взял из холодильника бутылку лимонада, сел на велосипед и поехал на Ильмовое кладбище.
Оно было пустынно в тот жаркий летний полдень, и я направился прямиком к могиле мистера Харригана. Там уже стояло надгробие: очень простое и скромное, гранитная плита с именем и датами рождения и смерти. Было много цветов, до сих пор свежих (но уже скоро они увянут), большинство букетов – с прикрепленными к ним визитными карточками. Самый большой букет, предположительно собранный с клумб в саду самого мистера Харригана – не из скупости, а в знак уважения, – был от семьи Пита Боствика.
