Вернувшись после обеда на Вэйн-стрит, я обнаружил, что юный Росс дома и меня дожидается.
– Кенуорд сказал, что вы меня спрашивали, но не знал для чего. Только то, что вроде бы речь о моей мачехе.
– Вы меня помните, я надеюсь, хотя в последние годы мы встречались нечасто, – сказал я, протягивая ему руку.
– Конечно, – ответил он, впрочем, без особенной радости.
– Я тот присяжный, что объявил особое мнение, – пояснил я.
– Да, точно! Мне как-то не пришло в голову… Но чем я могу помочь?
Он вытащил портсигар и предложил мне сигарету.
– Понятия не имею. На мой взгляд, если бы у вас имелось что сообщить по делу, вы бы давно это сделали. Или вы тоже считаете миссис Росс виновной?
Он щелкнул крышкой портсигара, захлопнув его.
– Да наплевать мне, глубоко наплевать, виновна она там или нет! Да, конечно, я понимаю, это был мой отец, но Богом клянусь, вы и представить не можете, каким он был узколобым и нетерпимым! Деньги были в его руках, «право кошелька», и он вовсю этим пользовался. Нам обоим не давал позабыть, что против этого оружия мы бессильны. Нет, запретить мне перебраться в Лондон он, конечно, не мог, но зато позаботился о том, чтобы я перебивался с хлеба на воду. На ваш взгляд, эта комната, наверное, выглядит просто убого, однако это сущий дворец по сравнению с теми, где я обретался в последние месяцы… – Он помолчал и продолжил: – Так чего, черт побери, вы от меня ждете?
– Скажите, были у вашего отца враги? – спросил я, сам не зная зачем.
– Таких, чтобы могли убить, нет, не было. Игра не стоила свеч.
– Но ведь миссис Росс тоже могла так считать, верно?
– Верно. Остается только убедить в этом суд.
– То есть вы всерьез полагаете, что она из тех женщин, которые способны придушить своего мужа?
Он «заметался» взглядом по комнате, словно не знал, куда деть глаза. То на одну стену посмотрит, то на другую, то на литографию с изображением котят в корзинке, то на огромный в раме эстамп, на котором, небрежно перекинув через плечо львиную шкуру, красовалась девица, а семейка тигров жадно поедала ее глазами.
– О господи! – наконец вскричал он. – Да я просто не знаю, что думать! Я сам не свой с тех пор, как это все началось. Поначалу, конечно же, не поверил. Но какие есть еще варианты? Не мог же он сам себя удушить. И потом этот камешек из кольца в постели, и подушка, измазанная в крови… От такого не отмахнешься, и объяснения не найдешь, разве только принять сторону одиннадцати присяжных.
– Там была горничная.
– Марта? Ну не станете же вы подозревать Марту! – Он хохотнул. – Отец ей даже гроша не оставил.
– И ключа от дома ни у кого не было?
– У меня был, когда я там жил, но отец отобрал его перед отъездом.
– Значит, он мог дать ключ кому-то еще.
– Мог, в принципе… Но кому? Разве что Айрин Кобб? Но она в жизни бы его не убила. Она обожала его.
– А что он сам о ней думал? – поинтересовался я.
– Ну, что она полезна. Слишком навязчива, может быть, но скорее всего ему это льстило. Господи, вы что, подозреваете, что между ними что-то могло быть?
– Нет, конечно же, нет.
– Да вообще, – убежденно воскликнул он, – разве может женщина удушить мужчину из-за того, что тот не влюблен в нее! Нет, она никак не могла. Такие страсти, на мой взгляд, не по ней.
– Разумеется, я ничего подобного и не предполагал. Однако мы не вправе упустить ни малейшей возможности, чтобы разгадать это дело, даже самой маловероятной, и если вы согласны со мной, что ваша мачеха невиновна, то, следовательно, виновен кто-то еще.
