Будни советского тыла. Жизнь и труд советских людей в годы Великой Отечественной Войны. 1941–1945 - страница 18

В Советской России дефицит товаров был делом совершенно обыденным и привычным. В стране всегда чего-то не хватало, что-то исчезало с прилавков до того, как к ним подходил покупатель. Причем в провинции дело традиционно обстояло еще хуже. Поэтому создание собственных «стратегических запасов» было делом выживания. Наиболее ценились в этом отношении вышеперечисленные соль и спички, а также сахар. С одной стороны, все это не имело сроков годности, с другой – эти товары всегда можно было продать или обменять. Сахар вообще являлся «стратегическим сырьем», поскольку использовался при изготовлении самогона.

Все эти факты говорили и о том, что, несмотря на массовые репрессии, отсутствие свободы слова и многолетнее неистовство пропаганды, изжить оппозиционные и антисоветские настроения у довольно большой части общества все же не удалось.

В целом все «шло хорошо», пока 3 июля вся страна не услышала из «радиотарелок» полумертвый и трагический голос Сталина. В своем обращении вождь СССР, уже осознавший, что страна, как и в 1812 году, находится на краю гибели, впервые использовал слова «великая» и «отечественная», причем раздельно. В привычном же нам виде это словосочетание впервые было применено в статьях газеты «Правды» и поначалу воспринималось не как термин, а как одно из газетных клише, наряду с другими подобными словосочетаниями: «священная народная война», «священная отечественная, народная война», «победоносная отечественная война» и т. п. Название «Отечественная война» было официально закреплено только 20 мая 1942 года вместе с введением ордена с одноименным названием.

По всей стране тем временем началась мобилизация. Первоначально под нее подпадали военнообязанные 1905–1918 годов рождения, то есть лица в возрасте от 23 до 36 лет. Первым днем явки назначалось 23 июня. Сотни тысяч мужчин и женщин получали повестки, являлись в военкоматы, а потом отправлялись в эшелонах на фронт. Абсолютное большинство из них, призванных первыми, уже никогда не вернутся либо возвратятся калеками. Кстати, в СССР воинская обязанность была именно всеобщей, то есть касалась лиц обоего пола, хотя призывали слабый пол гораздо реже. Грань между миром и войной была незримой, и смену реальности люди восприняли не сразу. Многим казалось, что это всего лишь какой-то маскарад, недоразумение и скоро все разрешится.

Нина Дегтева[8] вспоминала: «Конечно, я, девочка четырнадцати лет, не могла себе представить весь ужас разыгравшейся трагедии. Первый раз я это поняла 27 июня, когда из деревни Городищи Больше-Мурашкинского района провожали мужчин в армию. Сильные, рослые, здоровые русские мужики уходили на войну, а у каждого трое, четверо, пятеро детей… Жуткий стон стоял в деревне, ни один современный фильм не передает это, плач детей, жен, матерей. Сбор у колхозной конторы, путь от конторы до конца деревни нельзя передать словами, можно только сказать одно – отчаянье. В конце деревни дети, жены, родные вцепились в близких. Жуткий крик военного помог мужчинам уйти в никуда. Вот в этот день я ощутила страх перед войной».

Тем не менее призыв в целом шел гладко. Армия начала сразу же пополняться тысячами добровольцев. Многие дети писали письма с просьбой отправить их на фронт. Однако отнюдь не у всех весть о вторжении врага вызвала прилив патриотизма. Типичный пример – поступок двух рабочих Кулебакского завода имени Кирова. Узнав о надвигающейся мобилизации, член партии и председатель цехового комитета Федоров заявил во всеуслышание: «Завтра иду класть голову». На следующий день он пропал, видимо решив положить ее где-то в другом месте, но не на фронте. А рабочий транспортного цеха Романов вообще отрубил себе на руке два пальца.