Будни выходных и праздников поручика XXI века и его друзей - страница 6

– Муж у тебя есть? – он закусил губы и, выдержав паузу, добавил: – Как мужа-то зовут?

– Ва-аня… – протяжно отвечала она, закатывая глаза и расплываясь в улыбке.

Она вдруг резко приподняла голову, смотря сквозь подошедшего к каталке Соловьёва, испуганно выпучив ходящие по кругу и никак не могущие сконцентрироваться на определённой точке глаза, словно у сильно пьяного человека.

– Надо же завтрак приготовить! – всё ещё безуспешно пытаясь остановить на Иване свой взгляд, но так и не узнавая его, сказала она. – Как он на работу-то пойдёт?

«Работой», а не службой было принято называть офицерскую деятельность ребят: Ивана и Олега.

– Не переживай, – спокойно отвечал ей хирург, – Ты же утром, уже всё приготовила. Не помнишь разве?

– А… да… точно… приготовила… – якобы вспомнив об этом, медленно опуская голову на подушку, закатывая неслушавшиеся глаза, растягивая слова, и с паузами, заключила она.

Её увозили в те же двери с запретом входить посторонним.

– Всё прошло успешно! – теперь обращаясь к Ивану, всё так же улыбаясь, констатировал хирург.

Иван молча кивал головой.

Они оба провожали взглядом каталку. Двери на пружинах тихо, словно двери автомобиля или даже холодильника захлопнулись за санитаркой. Косяки дверей были аккуратно обиты кусками шерстяных больничных одеял, видимо как раз для исключения грохота при закрывании и, возможно, для устранения поддувания из щелей.

– Вы поезжайте домой. Не переживайте. А завтра в часы посещения… – врач задумался, сдвинув брови и подняв глаза вверх, машинально подёргивая рукой, дабы вытряхнуть из рукава часы, – С пяти… до семи. Да!.. – доктор подтвердил свои слова, взглянув теперь на часы и ткнув указательным пальцем в циферблат, а после, вздыхая, перевёл взгляд на Ивана и добавил: – тихий час у нас с двух до четырёх. Приходите с апельси-и-инами.

Он с улыбочкой растянул последнее слово, кивнув при этом головой и аккуратно взяв Ваню за плечо. Потом он написал в своём малюсеньком блокнотике с одной стороны листка – список продуктов, которые нельзя употреблять после операции, а с другой – которые нужно. Оторвал листок, отдал его Ивану, а сам ушёл вслед за каталкой.

Повертев в руках листок, читая список, Иван тоже медленно побрёл на выход.

От больницы до дома пешком идти «прилично» – минут 20-25. Можно, конечно, на маршрутке, но спешить было некуда. Дома его никто не ждал. На «работу» тоже не нужно было возвращаться. Решил шесть рублей сэкономить. Да и: «Почему бы, при наличии времени, не прогуляться по хорошей погоде?».

Шёл медленно. Долго. В голове – бред какой-то. В глазах стояла картина, которую он видел в больнице, заглянув под одеяло: вида голого Розаниного тела с огромной окровавленной прокладкой между ног.

Голое тело, конечно, возбуждало. Но вид портила кровавая прокладка. Просто прокладка не придаёт сексуальности, а окровавленная – и тому подавно.

Зайдя домой скинул ботинки. Зашёл на кухню, выпил кружку воды. Прошёл в свою комнату.

Комната с минимум мебели. Заходишь, дверь открывается внутрь, вплотную примыкая к правой стене. К этой же стене изголовьем, ногами к окну, стоял диван. У окна, в так называемом красном углу – шкафчик. На окне шторы без тюля. По большому счёту и шторы были не нужны и прибывали всегда в раскрытом состоянии. Сторона не солнечная. Под окном высокие, выше окна, деревья. А за окнами на сотни метров нет домов. Сеть каких-то пешеходных дорожек, игровые площадки, места для сушки белья, маленькие и большие, но все одноэтажные магазинчики. Окно естественным ландшафтом полностью защищённое от посягательств любителей поглазеть в подзорную трубу. Только звёзды и луна, безмолвные свидетели происходящего в комнате. Вдоль стены, разделяющей спальни соседей Олега и Ивана, у окна – письменный стол, у двери – крючки для одежды. Вдоль комнаты, почти на всю её длину, лежал палас: старый советский вязанный половик, тонкий, без ворса, который Ваня смеясь называл «персидским ковром». У изголовья дивана, возле двери стоял стул.