– Они оба приличные люди. – мои космы не запутываются так сильно, и расчёска в два счёта справляется со всеми колтунами. – Одного я знаю с трёх лет, а второго – всего неделю, мы вместе работаем.
– Первый очень напоминает Джея, а второй – Ноа. – девушка только справилась с частью своих лохм.
– Тони и Ноэль. Так их зовут. – свои волосы я уже собрала в высокий хвост.
– Ноа и Ноэль – звучит похоже! – восторженно пропищала Йероурт, хлопая в ладоши. – А у меня Джей и Ноа чуть ли не лучшие друзья. Мне иногда кажется, что я – лишняя, когда мы проводим время вместе.
– Ада! – громко позвал Каннингем. – Ада! Ты спишь? – от такого точно проснёшься и уже не уснёшь. Кажется, именно на это он и надеется.
– Слышала? Это Тони. – сообщила я. Буквально на секунду отвернувшись, чтобы открыть дверь, я заметила краем глаза в отражении какой-то тёмный силуэт практически на лице Адель. Взглянув на зеркало снова, я ничего не увидела. Даже Аделаида исчезла. Странная она. Почему так быстро исчезает? – Умываюсь! – громко ответила я сержанту. – Сейчас выйду.
Раньше я думала, что Габриэль – это прототип «живого» Ноа Смита, и слова Адель о прочной дружбе Ноа и Джейкоба только подтверждают это. В таком случае, кто занимает место «параллельного» Габриэля? Есть ли он там вообще? Не помню, чтобы упоминала подобного персонажа в зарисовках, но, как показывает практика, не всё в жизни Ады-живущей-за-зеркалом сходится с написанным.
Мы с ног до головы перепачкались мукой и только потом Тони нацепил единственный фартук. Он со знанием дела вымешивает в мисочке молотую корицу, сахар и сливочное масло. Полицейский с таким выражением лица делает это, что можно подумать, будто Энтони пытается вилкой раскрошить кусочки льда. Тесто быстро поднялось и хорошо раскатывается. У нас получилось скрутить двенадцать крупных «улиток», теперь осталось только ждать, пока они пропекутся. Воспользовавшись моментом, сержант решил сходить за молоком, ведь именно он выпил все два литра вчера вечером. Каннингем утверждает, что есть булочки с чаем или кофе – неправильно, их можно запивать исключительно молоком и ничем больше.
Спустя несколько минут после его ухода послышался стук в дверь. Звук тише, чем обычно. Если Тони стучит в дверь, это слышат даже соседи. Я повесила фартук на спинку стула и пошла открывать. Неужели Каннингем решил быть потише?
– Доброе утро! – с лёгкой улыбкой произнёс Хольт. – Теперь у тебя есть кофе. – он протянул новенькую пачку, переступив через порог. – Готовишь? Вкусно пахнет. – продолжал улыбаться он и закрыл за собой дверь. – Угостишь кофе?
– Да. – я растерянно кивнула. – Проходи. – едва выговорила я и направилась на кухню, спешно отряхивая футболку от муки. Внутри всё опять сковало и, кажется, каждый орган, каждая клеточка неистово дрожит. Щеки горят, становится жарко. Почему он постоянно заставляет меня краснеть?! И как бы побыстрее от него отвязаться? Габриэль, пожалуйста!
– Хороший рюкзак. – журналист зашуршал курткой. – Часто путешествуешь?
– Это не мой. Друг с ним приходит. Тони, вы вчера встретились. – уточнила я, надеясь, что Хольт захочет уйти. – Он вышел ненадолго, скоро вернётся.
– Сержант твой друг? – репортёр подошёл сзади и попытался приобнять, легонько коснувшись пальцами моих плеч. – Мне нравятся твои духи. – тихо сказал он.
– Да. Мы с Тони выросли вместе. – спешно обернулась я. – Садись где хочешь. – ложкой указала я и продолжила мешать кофе.
