– Извини, Линда, – тётка с какой-то бездумной радостью заглядывала ей в зрачки, – извини, что не придумала ничего другого, но Раф вырос и не играет этой игрушкой. Я подумала – она не новая, но может тебе понравится? – Тётка продолжала без зазрения совести оригинальничать. «Хотя, – вдруг радостно подумала Линда, – может ей просто нравится злить маму? Причём у неё это неплохо получается!»
– Я всегда знала, что ты ненормальная! Мама на этот раз не стала дожидаться отбытия тётки, перевязала голову платком и «выпустила под глаза мешки» прямо при ней, – зачем молодой девушке паровоз?! Ты сейчас думала, что делала?
Тётка смотрела на маму бессовестным зелёным взглядом и глупо, но очень жизнерадостно щёлкала рыжими ресницами.
У тётки тоже была дочь, старше Линды на семь лет. Линда сама однажды слышала, как мама и тётка кричали на кухне, обзывая друг друга разными словами, и мама говорила, что «никогда не поверит», зная, что тётка сама «распущенная», значит и её дочь «не очень-то вообще-то», и что они обе выходили замуж «нетронутыми девушками». На что тётка, видимо, оскорбившись за дочь, отвечала, дескать, ещё неизвестно, возьмут ли Линду замуж вообще при такой ненормальной мамаше!
Так с мамой могла говорить только старшая сестра…
– …Она должна думать, как будет жить дальше, – мамин голос вернул в действительность и принудил философствовать о делах насущных, а не о потерянной девственности пятидесятилетней тётки, – она должна думать, как будет учиться в ВУЗЕ! – Мама уничижающе посмотрела на двоюродную сестру, потому что её дочь мало, что вышла замуж «не девушкой», так даже в «ПТУ на сварщика» не поступила, мама так и кричала: «На сварщика!», – Она причитала: «Моя Линдочка должна на „отлично“ закончить школу, понимаешь?! Получить диплом! Должна уметь себя блюсти и быть целомудренной, а ты припёрла в подарок девушке идиотский локомотив! Зачем он ей, спрашивается?!»
«…Ага …Ага, – Наслаждалась Линда, – твоя дочь кроме института должна думать, как выйдет замуж и будет детей рожать…» И вообще Линда всегда восторгалась привычке мамы говорить в её присутствии о ней же в третьем лице, как о чём-то, то ли постороннем, то ли неодушевлённом, как если бы она была каменным истуканом.
– Думать, как исправить оценки по математике, как научиться за собой ухаживать… купаться вовремя, – мама декламировала с большой душой и проникновенно, – носить тёплое бельё, смотреть за собой как за будущей женщиной-матерью…
…Усатый мясник с маминым лицом… мясо на крюке и волосатая рука, машущая топором… Всё для покупателя! Подходите, выбирайте!
– … А ты – этот драндулет в коробке!!! Подарила бы девочке духи, ну, или не знаю там, чулки… книгу какую-нибудь… Нет, я тебе это никогда не забуду! – Мама с видом оскорблённой невинности развернулась на тапочках и, зацепившись носком за угол ковра, прошествовала на кухню.
– Ну, хорошо, ну! Хватит! – Тётку начинают терзать муки совести. Тётка не рассчитывала на такую степень психоза. Она бросает белую картонную коробку на стол и идёт за мамой. Дверь на кухню с силой захлопывается. Сейчас они там будут что-то друг другу интенсивно доказывать, кричать, может разобьют пару чашек, потом помирятся и вместе сядут пить чай.
Мама – «порядочная и честная» семейная женщина, при муже и двух «прекрасных» детях. Тётка – дважды неудачно замужняя, сейчас при каком-то «Жоре».
