Ушаков молча наблюдал за происходящим. Раз уж Петр не попрощался, то разговор еще не закончен. А если он обратился к мольберту, значит, пребывает в глубокой задумчивости. Появилась у него такая привычка. Как только он погружался в задумчивость или находился в расстройстве чувств, то либо трубку набьет, хотя и не курил, либо за рисунок какой примется. Кстати, наброски новой формы были сделаны им в походе, на бивачных стоянках. О мольберте и красках там не могло быть и речи, но зато имелись карандаши и бумага.
Прикрыв глаза, Петр с минуту стоял перед холстом, затем вздохнул и принялся за работу. Так, на едином дыхании, он проработал с полчаса, не отвлекаясь и не проронив ни слова. Ушаков предпочитал не мешать и не вмешиваться, оставаясь в своем кресле и смакуя превосходное вино.
– Андрей Иванович, придется тебе заняться делом тебе не свойственным.
– Как прикажешь, государь.
– Начнешь формировать два пехотных полка и два отдельных драгунских батальона.
– Действительно, дело мне не свойственное. К чему этим заниматься мне, государь? Я ведь не военный.
– Во-первых, со своими ротами ты управился, ни у кого помощи не просил. Во-вторых, части те нужно будет в полной тайне снарядить и обучить.
– Грузины и армяне? – подходя к Петру, продолжавшему водить кистью по холсту, догадался Ушаков.
– Верно, Андрей Иванович. Бери любых офицеров из любых частей, даже из гвардии, только без ущерба, смотри. Но к лету те полки должны быть сформированы и полностью укомплектованы. К середине лета должно закончить их обучение. На пупе извернись, но сделай это. Коли все одно не избежать драки с обоими, то будем делать это на свой лад, а не ждать, когда нам к носу кулак поднесут, – оттирая тряпицей кисть и глядя на то, что у него получается, произнес император.
– Как бы пуп не надорвать, государь.
– Сам того опасаюсь. Ведь только начало все налаживаться. Но сам же видишь, не дадут нам спокойно жить. Насчет Персии. Я тут подумал… а что случится, если Надира вдруг не станет? – Петр сделал очередной мазок на портрете и перевел внимательный взгляд на Ушакова.
– Хм… Начнутся интриги вокруг престола. Да что интриги, там может начаться самая настоящая резня. Никто не забыл, как в прошлом году Надир сел на шахский престол и пресек династию Сефевидов. Если его не станет – полыхнет, и полыхнет знатно. Предполагаю, что туркмены тут же отделятся от персов. То же самое произойдет с афганцами. Последние еще могут и попытаться взять реванш за свое поражение в борьбе с Надиром.
– Значит, Персии будет не до их интересов на прикаспийских территориях.
– Это уж точно. Тут как бы сама Персия не перестала существовать. Надир очень много сделал для объединения государства, но ему не стоило пресекать династию соперников. С этим он поторопился. Сегодня ему попросту некому передать все свои завоевания. А кто это, Петр Алексеевич? – вглядываясь в холст, перевел беседу в другое русло Ушаков.
– Не знаю, – пожал плечами Петр.
– Все же чудное порой на тебя находит, государь.
А и то. Мужчину, изображенного рукой императора, иначе как чудным и не назовешь. Вроде и не простолюдин, и в то же время одет совсем непонятно. Кафтан какой-то странный, просто черный, без галунов и позументов, никакой вышивки. Вместо жабо повязан кусок ткани, выделяющийся на белой рубашке. Впрочем, не сказать, что выглядит все плохо, но как-то уж очень непривычно.
