Булгаков. Мои воспоминания - страница 9

– Я рад бы сделать для вас все, но не могу. Надо мной pouvoir interallié, с которой я должен считаться. Надеюсь увидеть вас при других обстоятельствах, когда я смогу оказать вам содействие…

Говорил он на прекрасном французском языке. До сих пор не понимаю, зачем понадобилось принимать меня в «Блистательной Порте». Ведь оба они – и министр, и его помощник – прекрасно понимали, что руки у них обоих накрепко связаны…

Полный, полный провал… Черная дыра впереди. Ни денег, ни перспектив. Василевский курил папиросу за папиросой, переживая свою неудачу. Собственными руками отдал жулику последние свои гроши. Правда, всякий поступил бы так же на его месте: Орест Григорьевич Зелюк – старый знакомый еще по Петербургу. Ему, Василевскому, и в голову не могло прийти, что его как мальчишку обманет его же собственный приятель. Акционерное общество, издательство! Кому нужны в Константинополе книги? В этой «передней Европы» жить могут только жулики. Все продают всё и за всё получают процент. Спросите, где аптека. Вам скажут адрес и тут же добавят: «Скажите провизору, что я (следует имя) вас прислал. Он знает». Эту фразу вы слышите десятки раз на дню. «Не забудьте сказать, что от меня. Там знают…»

В этот день Василевский был принят в пайщики на заседании акционерного общества, что было зафиксировано в протоколе. Но так было утром. Вечером же он узнал, что в акционерном обществе больше не числится.

– А пай? Я внес пай, и протокол у вас в кармане, – запальчиво кричал Василевский, глядя в ласковые, неверные глаза Зелюка.

– У меня в кармане, не отрицаю, – спокойно подтвердил Зелюк, хлопая себя по карману пиджака. – Но мой карман – это не ваш карман. Не так ли?

– Я буду жаловаться! – бушевал Василевский.

– Кому? – с невозмутимым спокойствием спросил Зелюк.

– Вы мой старый петербургский знакомый, как вы могли?

– Мы все здесь более или менее старые знакомые…

Зелюк улыбнулся детской улыбкой, которая говорила: «Что, мол, с меня возьмешь такого? Я весь как на ладони…»

Илья Маркович даже взвизгнул неожиданно для самого себя.

– Но протокол?

– В моем кармане…

В первый раз в жизни Василевский растерялся. На Перу он вышел с головной болью и с ощущением пощечины на лице…

По узкой улице летел, громыхая, трамвай. Ехали парные извозчики. Семенили ослы, неся на своих спинах непомерных размеров мужчин в фесках. Шли пешеходы, проходили военные-англичане, французы, сипаи. На углах стояли картинные итальянские полицейские в треуголках и черных коротких накидках. Итальянцы несли внутреннюю охрану города.

Хотя номинально султан еще существовал, и селямлик, то есть парадный его выезд к подданным под восторженные овации населения, еще практиковался, тем не менее власть принадлежала иностранцам… Вот проплыла французская монахиня в синем платье «под парусом» – под гигантским белым накрахмаленным чепцом. Вот мелькнула коричневая фигура босоногого, подпоясанного веревкой дервиша… Гречанки, турчанки, русские. Над всей этой толпой крик каймакджи, звонки продавцов лимонада и вой шарманок. Есть от чего сойти с ума! И все это – чужое, назойливое, крикливое… Острова, белые ночи в чудесном городе, где вы?

После краха надо было что-то предпринимать. Но как? Где? Сначала на Перу, в кафе Вертинского «Чайная роза». Может быть, там нужны служащие? Поговорить вышел сам шеф. Никогда, отдавая должное его артистическим способностям, не таяла я перед этим человеком, как многие, многие из моих соотечественников. Бывший Пьеро посмотрел на меня критическим оком и сказал, что у него все места заняты.