Караваева в душе надеялась на чудо, верила: доктор войдет в ее положение и скажет: «Ну ладно, ладно… Пошутил я! Найдем другую кандидатуру на роль невесты». Но доктор молчал.
– Так то – голова! Она совершенно безобидная. Кулаков у нее нет, в морду треснуть нечем. Стоит себе на тумбочке, как радио, по ночам не домогается! А мне с этим-то спать придется! – всхлипывая, Караваева прокляла свою незавидную участь.
– Переспишь разок, ради диссертации. Потом мы его оскопим!
Приговор лишил сознания воскресшего было Никодима.
Жужжа многочисленными моторчиками, Рюмин сдавил стакан. Тот лопнул, превратившись в осколки. Врач сморщился.
– Аккуратнее, аккуратнее! Не стоит применять максимальное напряжение. Ты этаким образом жене груди отдавишь. Нежнее надо, нежнее. – Яков Петрович подал новый стакан. – Давай-ка еще разок! Караваева уже сгорает от нетерпения, но немного боится. И я ее понимаю!
В больнице Рюмина звали терминатором. Он ходил приседая и амортизируя. При появлении чуда прогресса, совмещающего в себе живой организм и последние разработки секретных ведомств, медперсонал шарахался в стороны. Вокруг Никодима крутились журналисты из всевозможных изданий. Телевизионные новости начинались с доклада о его здоровье и приобретенных за прошедшие сутки навыках. Как-то в палату терминатора вошел министр обороны и расстегнул кобуру.
– Скажите, а вы ногой можете пистолет держать?
Никодим выхватил ступней оружие и направил его на министра. Генерал ликовал от восхищения, как дитя, впервые увидавшее заводную игрушку.
– Вы – идеальный солдат! – Министр прикрепил на пижаму Рюмина орден «За небывалые возможности». – На такое способны лишь сказочные герои!
Слава, пришедшая необычным путем, вызывала раздражение. Всем видом показывая радужное настроение, Рюмин ощущал себя совершенно по-другому. Тренируясь в управлении механическими конечностями, он все больше осознавал никчемность такой жизни. Стоит ли ради чужой диссертации переспать с Караваевой, стать кастратом и пребывать до конца дней своих в образе подопытного кролика?!
– Просыпайся лежебока, пора упражняться! – Яков Петрович искал взглядом предметы, с которыми предстояло заниматься. – А где же…
Договорить он не успел. Телескопическая конечность Рюмина схватила доктора за горло. Оторванная, с выпученными глазами голова полетела в угол, фонтан крови забрызгал потолок. Судорожно дергаясь, Ребиндер повалился на пол. Секунд тридцать он цеплялся пальцами за паркет, словно хотел отползти подальше.
Рюмин по достоинству оценил творение своих рук. Запрыгнув на подоконник, он выдавил стекло спиной и полетел вниз.
Глафира Макакина вразвалочку подошла к палате. Опустив на пол ведро с дистиллированной водой, обмакнула в него белоснежную марлю. Жуткая картина произошедшей трагедии заставила ее действовать молниеносно. Сунув голову Ребиндера под халат, она выскочила в коридор и прошмыгнула в подсобку, выделенную для ее проживания. С тумбочки на запыхавшуюся Макакину взирала голова бывшего театрального деятеля.
– Все, Басаргин! Отговорила роща золотая!
Глафира отключила подачу искусственного жизнеобеспечения и выдернула из специальной подставки башку мужа. Не теряя времени, пристроила на его место черепок профессора. Забулькала кровь, наполнила вены и капилляры. Светлые мозги Якова Петровича вернулись к жизни. Сладко зевнув, доктор сморщил восковый лоб и стал удивленно моргать.
