Санитар смущенно отмахнулся, попав Грушкину Петру Алексеевичу в висок указательной косточкой сильного своего кулака. Петр Алексеевич и ахнуть не успел, только вздохнул неглубоко. Санитар подвез его к кабинету рентгенолога.
Через час прибежала рентгенолог с обеда, таща по привычке сумки с едой. Она и обнаружила первая труп Грушкина, слегка подтолкнула каталку в сторону к выходу, ногами вперед, открыла дверь, запрятала продукты в шкаф, вернулась и потребовала, отозвавшись эхом в пустом коридоре:
– Следующий.
На следующий день Агрипина Алевтиновна, зам главврача МСЧ увидела в коридоре около кабинета человека.
– Вы ко мне? – спросила она невыразительно, машинально отметив настойчивую бледность на лице просителя.
"Инфаркт", – буднично подумала она.
Не расслышав вопроса, человек принялся громко говорить, очевидно, о наболевшем.
– Вчера я почувствовал… – почти закричал он.
Резкий его голос странно прозвучал в коридоре.
– Потом расскажете, – с профессиональной нотой бодрости, более похожей на раздражение, подбодрила Агрипина Алевтиновна.
Войдя в кабинет, она воспользовалась уединением, чтобы вздохнуть несколько раз, позвонить сыну и, наконец, обидеться, что к телефону подошла его жена. Затем она выписала рецепт сыну – смазывать горло, которое она неустанно лечила всю его жизнь и большую часть своей.
Внезапно в ее кабинете раздался телефонный звонок. Молодой врач Тяпкин, проходя по коридору, увидел человека, сидящего в пространстве между своим кабинетом и кабинетом заведующего. Опасаясь поступить нетактично и прихватить чужого пациента, Тяпкин не хотел упускать и своего, не отвыкнув еще до конца от двухлетней работы в частной клинике, откуда его уволили неделю назад за перевозку заинвентаризированной скамейки из больничного двора в свой приусадебный участок. Сам же больной ничего уже не говорил, а только тихо качался из стороны в сторону от кабинета заведующего к кабинету Тяпкина, что тоже ясности не добавляло.
– Молодой, да ранний, – неприязненно поставила диагноз заведующая Тяпкину, выслушав его торопливый говорок. К ней прицепилась слава хорошего диагноста еще в институте, когда вместе с группой попав в морг, она закричала первая: "Покойники!"
– Займитесь им, Василий Васильевич, – не без ехидства произнесла она, нарочито проговаривая окончания имени и отчества молодого врача, которые при обычных обстоятельствах и в угоду народным традициям по-свойски обрубались с концов наполовину.
В понедельник Крошкина и Грушкина похоронили.
Некролог вывесили только в четверг, и Грушкин с Крошкиным, которым кадровики, вечный бич жизнелюбия, выставили по два прогула, грозившие лишением премии целому отделу за то, что они оказались там, где религия обещает вечность, а земля – прах, были, наконец-то, оправданы и в глазах коллектива.
– Кто бы мог подумать? – озираясь по сторонам в поисках ответа, ахала Валечка.
– И ведь как жили, так и умерли, – добавила пенсионерка Люба, подметавшая пол.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила судорожно Зинаида Николаевна (ходили слухи, что она была любовницей Крошкина).
– А то, что Грушкин имел интрижку с женой Крошкина, – захохотал из своего угла Николенька.
– Что вы говорите, – съязвила Майечка, – я слышала, что это Крошкин имел интрижку с женой Грушкина.
– О покойниках плохо не говорят, – сказала все еще грустная Лидия Петровна, о которой знали точно, что она была любовницей Крошкина.
