Грегорович насупился, придвинул стул и сел. Даже сидя он был почти ростом с невысокого камердинера.
– Говори.
Иннокентий старательно прикрыл дверь шкафа и даже рукой помахал зачем-то в воздухе, будто отгоняя невидимую моль.
– Вы бы, Богдан Атанасович, поосторожнее с этим юношей, – сказал он наконец. – Не доверяю я ему.
– Как будто ты вообще кому-то доверяешь! – фыркнул Грегорович.
Камердинер почтительно склонил голову, словно признавая его правоту. Но плечами и особенно изгибом шеи по-прежнему выражал сомнение в разумности затеи босса. Как уж это ему удавалось, непонятно, но Богдан считывал это сомнение так же ясно, как второклашка тему урока с доски.
– Надоела мне вечная ругань, – понурился он. – Веришь, Кешенька, даже перестал кайф ловить от всех этих скандалов.
– От несрежиссированных.
– Что?
– Вы свой кайф ловили от скандалов, когда они были вами тщательно подготовлены и разыграны.
– А у Джоника, думаешь, чистая импровизация? – усмехнулся Грегорович.
– У Джоника тоже все подготовлено. Но вам-то о сценарии ничегошеньки не известно. И несет вас этим потоком неуправляемо, и бог знает, куда вынесет.
Камердинер проворно расстегнул на пригорюнившемся певце рубашку, снял ее и облачил его большое тело в домашний халат, возникший в руках словно по волшебству.
Грегорович поднял на него взгляд. Детское обиженное выражение совершенно исчезло с его лица.
– Джоник ведь добром не угомонится, – устало сказал он. – Помнишь Пьера?
Повисла долгая пауза.
– Что-то мы с тобой прямо как минутой молчания чтим его память, – спохватился певец. – Тьфу-тьфу-тьфу!
Он суеверно поплевал через плечо. Из-за другого плеча камердинер протянул ему бутылку колы.
– Старый я для таких кордебалетов, Кешенька. Глотки грызть, куски мяса друг у друга выхватывать… Не желаю!
Он жадно хлебнул из бутылки и подавился. Пока откашливался, Кутиков почтительно хлопал его по спине. Успокоившись, побагровевший певец вытер слезы и прохрипел:
– Так ведь и сдохнуть можно!
– Так – нельзя, – успокоил Иннокентий. – Я же рядом.
– Может, это меня и пугает! – снова развеселился Грегорович. – Ладно, ступай. Проследи там, чтобы поварих озадачили к среде. Только пусть готовят как обычно!
Камердинер укоризненно взглянул на него.
– Я сказал, как обычно! – Богдан повысил голос. – И не смотри на меня так!
– Нарветесь ведь, Богдан Атанасович, – ласково предупредил Кеша.
Грегорович запрокинул красивую голову и высокомерно тряхнул кудрями.
– У меня праздник! Не посмеют.
2
Ася Катунцева собиралась на вечеринку у Грегоровича.
Каждое слово в этой фразе было правдой, и все было враньем.
Вечеринка? Так и есть. Ася должна на ней присутствовать? Верно. И она тщательно готовится, чтобы не ударить в грязь лицом? Именно так.
Главная ложь заключалась в легкости, с которой срывались с языка эти слова: «Я собираюсь на вечеринку у Грегоровича». Кто мог небрежно обронить их? Известная модель или молодая актриса, стремительно набравшая популярность и обласканная журналистами. В Инстаграме триста тысяч подписчиков, день забит фотосессиями, репетициями и интервью. Жизнь напоказ, миллион лайков под фотографией «я ненакрашенная» (над макияжем работал лучший гример), в друзьях не водятся люди, чье имя знает меньше сотни тысяч человек.
Молодые, красивые, знаменитые. Только они заслуживают чести попасть на тусовку к королю российской поп-музыки.
– Девушка, голову приподнимите.
