Я прошел в свою комнату, метнул сумку в дальний угол (комната тоже выглядела так, будто я покинул ее прошлым вечером, даже мемокристалл с «Лабиринтом Ужаса» валялся под кроватью, куда я его и обронил) и вернулся в гостиную.
– Я что, могу забыть про колледж?!
Драматические ноты в моем голосе были непритворны.
Мама стояла у открытого окна и курила.
– Можешь забыть, – сказала она через плечо.
Коротко и твердо, как всегда.
– Я что, под домашним арестом?!
– Ты просто дома, – сказала мама.
– Что происходит?! – закричал я. И осекся, потому что понял, что она плачет.
Мама никогда не плакала – при мне. Скорее заплакали бы каменные болваны в нашем саду. Скорее заплакала бы Читралекха.
Ей было плохо. Ей было во сто крат хуже, чем мне. Потому что у меня была она, опора и защита, а у нее не было никого. Вдруг оказавшись в тупике, о котором я даже не подозревал, она не знала, как поступать. Для мамы, с ее железным характером, такое положение было невыносимо.
– Можно, я поговорю с ребятами? – спросил я потрясенно.
– Конечно, – сказала она, не оборачиваясь. – Можешь даже пригласить их на выходные…
Я ушел в свою комнату, но ни с кем говорить не стал, а просто свалился на кровать не раздеваясь и целую вечность таращился в потолок, без мыслей, без чувств, будто какой-нибудь гриб-мухомор.
А пришел в себя от того, что настольный видеал пропел песенку вызова. Это Чучо не запозднился, чтобы сообщить: злосчастные «пингвины» выиграли у родных моих «архелонов». Они, наверное, все равно бы выиграли, но со мной не случилось бы такого позорного разгрома.
Мы потрепались еще минут десять: я узнал, что на ужин были фаршированные ананасы с соусом «калор тропикаль» (вот дрянь-то!..), что Мурена едва не подралась с Барракудой непонятно из-за чего, как это у них всегда и бывает, что «Гринго Базз» оказался полным отстоем, а «Тернистый Путь» – напротив, полный улет, что в муниципальном театре будут давать «Черные лебеди, белое небо», что Чучо еще не решил, с кем будет сидеть рядом после моего ухода, и для всех было бы лучше, чтобы я вернулся до того, как он определится с выбором, что жизнь – сложная штука, что Барракуда – дура, но Мурена не в пример дурнее, что медики всех замучили, что тренер спрашивал, не приеду ли я на игры кубка, что позавчерашняя новенькая ничего себе и что жизнь – штука все же довольно-таки простая.
Хорошего не бывает в избытке: разговор сошел на нет, и я завел «Тернистый Путь» – на пробу, без картинки. Что бы ни твердил Чучо, но для меня что «Базз», что «Путь» – все едино отстой… Чтобы не страдать попусту без музыкального сопровождения, я поставил «Кто-то постучался» Эйслинга и просто лежал и слушал, пока не уснул.
Сквозь сон я слышал, как заходила мама, но ничего не делала, а тихо постояла надо мной немного и ушла.
На смену ей явилась не запылилась Читралекха, долго умащивалась у меня в ногах, вылизывалась и копошилась, и наконец успокоилась, уснула, наполняя мою келью вечным домашним теплом.
2. Маленькие хитрости большого мальчика
День, когда все изменилось.
Ну, начинался-то он, как обычно.
– Мам, можно я слетаю к ребятам?
– Нет.
– А в город?
– Здесь нет никакого города.
– Но я же видел…
– До него далеко. Ты заблудишься.
– Как заблужусь, так и найдусь. Тоже мне, джунгли!
– Там нечего делать.
– Это тебе нечего делать, а я бы нашел…
– Ты что-то желаешь возразить мне, Северин Морозов?
– Ну можно я посмотрю на него из гравитра?
