– Ничего особенного, – ответил Забродский. – «Вопилка-тормозилка». Всегда ношу с собой, по привычке. Полезная игрушка. А ты что подумал?
– Да я уж и не знаю, что и думать.
– Не веришь?
– Не верю.
– Показать?
– Покажи.
Забродский достал из кармана куртки блестящую металлическую коробочку и отдал дяде Косте. Тот повертел ее в руках, зачем-то потряс возле уха и со вздохом вернул.
– Однажды, это было в Нгоронгоро, на меня напала львица… – с некоторым оживлением стал объяснять Забродский, но дядя Костя выразительно промолвил:
– Понятно, – и тот сразу замолк.
– Почему ты не сказал мне, что это ты на Тайкуне налетел со своими ребятами на Климову? – спросил Консул.
– Видишь ли, Константин, я не думал, что это произведет на госпожу Климову такое тягостное впечатление…
– Произвело.
– Все было не совсем так уж и удручающе, как она могла тебе описать…
– Я думаю, все было еще хуже.
Забродский развел руками.
– Почему все требуют, чтобы их понимали, и никто не хочет понять меня? – спросил он, ни к кому не обращаясь.
– Потому что должен быть другой способ, – жестко ответил дядя Костя.
– Мы пытаемся. Мы честно пытаемся. Вот уже пятнадцать лет, изо дня в день, из ночи в ночь, пытаемся.
– Значит, плохо пытаетесь.
– Мы делаем все, что можем. Наверное, нам не хватает ума, интеллекта, полета фантазии, но… ведь ты же не хочешь работать с нами. И другие не хотят.
– Я редко в чем отказывал вам. В особенности когда речь заходила об… этом направлении вашей деятельности.
– Знаю, знаю и ценю это. Но тебя одного недостаточно, какой бы хороший ты ни был. И есть те, кто нам нужен, но попросту воротит нос при одном упоминании Департамента…
– Ты плохо уговаривал их. А я не могу уговорить всех. Меня просто не хватит. Но ты даже не пытаешься научиться уговаривать.
– Курва мать, мне просто никто не дает шанса уговорить себя! – шепотом вскричал Забродский. – Все такие гордые! А как быть с теми двумястами?
– Я не знаю, – сказал дядя Костя устало. – Честное слово, не знаю. Вот, посмотри, – он кивнул в мою сторону. – Простой четырнадцатилетний шалопай. Обычный человеческий детеныш. Это и есть тот, в расчете на кого ты строишь свои планы.
– Нет, не тот, – возразил Забродский. – Вот если бы тогда, на Тайкуне, он оказался у меня…
– Через четыре года он получит право принимать осознанные самостоятельные решения. И еще года через два-три, может быть, станет тем, кто тебе нужен.
– Он никогда уже не станет тем, кто мне нужен, – горько проронил Забродский. – Время упущено. Ты прав, это обычный человеческий детеныш. И он боится вида крови.
– Через четыре года, Людвик. Ни днем раньше. Он сам должен решать за себя, а не ты за него, и не я за него, и никто во всем мире, кроме него самого.
– А как же те двести?..
– Людвик, тебе пора.
Забродский суетливо, в двадцатый, должно быть, раз одернул куртку и выпрямился во весь свой невеликий росточек.
– Я бы хотел принести свои извинения госпоже Климовой за причиненные ей неудобства и переживания, – звучно объявил он.
– Валяй, – хмыкнул дядя Костя.
Забродский на цыпочках приблизился к запертой двери и деликатно постучал.
– Госпожа Климова! – позвал он.
Молчание.
– Наверное, она ушла в дальние комнаты, – растерянно предположил Забродский.
– Никуда она не ушла, – криво, здоровой половиной лица усмехнулся Консул. – Она стоит по ту сторону двери и ждет, когда ты сгинешь с ее глаз. А в руках у нее большая железная штука, и хорошо бы, чтобы это была заурядная кочерга, а не то, что я думаю. И не прикидывайся, что ты всего этого не знаешь, нас учили одни и те же учителя…
