– Даже не знаю, что вам ответить, – под таким натиском я потеряла почву под ногами. – Он самостоятельно ещё никуда не ездил! Мы всей семьёй собирались на море.
– И что он там делать будет? – удивлённо посмотрел на меня руководитель клуба. – На песочке загорать? Вечером на дискотеку ходить? Это же для парня – скукотища! Александр Александрович! Вы же хотите, чтобы сын вырос настоящим мужчиной? И вы сами в молодости спортом занимались. Пора отпускать его в самостоятельное плавание!
– Ладно, мы подумаем, – я решила сразу не сдаваться. – До похода ещё больше месяца, время есть.
– Не так много. Нам ещё снаряжение готовить надо и билеты на поезд уже покупать пора. Пожалуйста, отпустите парня! Посмотрите на него, он так хочет быть самостоятельным!
– Молодой человек, я сказала, что подумаем! – мне было неприятно, что какой-то незнакомый мне Геннадий Сергеевич решает за нас, что будет лучше для нашего сына.
В течение всего года после этого злосчастного похода я ругала себя и мужа, что мы поддались на уговоры и отпустили Егора. Тем самым мы определили его дальнейшую жизнь, полную горечи, боли, тревоги и ноши не по годам. Нам же выпала доля отчаявшихся родителей…
Где та невидимая грань между ребёнком и подростком? Всем ли родителям удаётся пройти подростковый возраст детей без боли, разочарования и потерь? В тот период я часто вспоминала себя, но, во-первых, я была девочкой, а во-вторых, родителям до меня не было никакого дела. Они жили своей жизнью, а я – своей. Где-то в классе восьмом я без разрешения уехала с подругой и её родственниками в Домбай. Я сказала младшему брату, чтобы передал отцу о моём позднем возвращении – и всё! Я любовалась красотами гор, речушек, цветов, я была поглощена нечаянным путешествием, радостью общения с подругой, я совершенно не думала о том, что будет, когда я вернусь домой. Умом я понимала, что у Егора наступил такой период, когда семья отодвигается на второй или последний план, но я его так любила, что принять подобную ситуацию душой не могла.
Почему у нас в семье снова, год спустя, напряжение из-за похода? Второй раз нет ни одной причины, чтобы отпустить его туда на майские праздники, но ни предстоящие экзамены, ни мой категорический отказ, ни слёзы сестры не помогли.
– Я всё равно уйду, даже если вы все против! – кричал Егор, хлопал дверью и уходил в клуб строить байдарку.
Я решила пойти в школу и поговорить с классным руководителем, той самой учительницей, в которую он был влюблён когда-то. Татьяна Николаевна встретила меня любезно и полностью стала на мою сторону. Она была обеспокоена поведением Егора – он стал нервным, недисциплинированным, мрачным, он не принимал никакого участия в жизни класса и почти ни с кем не дружил. Обычно в восьмом классе образуются группы и группировки – по интересам, по месту проживания, по социальному положению. Егор пришёл в первый в городе математический класс два года назад из другого района города, каждый день добирался до школы на троллейбусе, поэтому друзей-приятелей, которые бы ездили с ним, у него не было. Интересы его лежали совсем в другой плоскости – байдарками в классе тоже никто не увлекался. Единственный друг, а лучше сказать, приятель, помогал ему проводить в школе дискотеки. К нам домой он не приходил. Надеяться на то, что в классе как-то повлияют на поведение Егора, Татьяна Николаевна мне не советовала. И что можно было предпринять, тоже не знала.
