Бунт при Бетельгейзе - страница 7
– Это еще что?! – зловещим баритоном проговорил Иванов, пялясь на железную табличку, прикрепленную рядом со входом.
– Где? – Эдвард обернулся и с содроганием прочел вслух: «Бородавчанские сауны». – Ну да, – кивнул он с умным видом. – Здесь я поселился. В саунах.
– Может, в свободное время ты банщиком подрабатываешь? – поинтересовался Швеллер ядовитым шепотом. – Трешь их коростявые спинки, бородавчатые конечности?..
– Может быть, – ответил Цитрус. – А вообще, я не обязан отвечать на провокационные вопросы. У всех, знаете ли, свои увлечения. Это… это мое личное дело. К тому же платят здесь неплохо. Я ведь не знал, что дедушка так скоро отойдет в лучший мир! И не хотел тянуть из него деньги, надеялся заработать на жизнь сам.
– Мда-а-а, – скривился Иванов, скептически разглядывая Эдварда, – а и не скажешь, что извращенец. – Он погрозил Цитрусу кулаком, но хватать за воротник на этот раз не стал – побрезговал. – Письмо давай, банщик-любитель. Точнее, веди в свою нору-дыру. Вдруг там еще что-нибудь ценное сыщется?
– Может быть, вы подождете меня снаружи? – предложил Эдик. – Не хочется, знаете ли, пугать мирных бородавчанских обывателей.
– Обыватели для того и созданы, чтобы их пугать. Внутрь пойдем только мы с Ивановым, – сообщил Швеллер, – ну и парочка наших парней. Так… Шмыга… иди сюда.
– И ты, Шкаф, тоже, – буркнул Иванов.
От толпы отделились самые громадные бандиты и присоединились к боссам и одиноко стоящему у таблички «Бородавчанские сауны» бледному, что твоя наволочка, Эдварду. Табличка была единственной на русском языке во всём квартале. Может быть, имелись любители попариться в местной сауне и среди людей? Или табличка служила своего рода предупреждением, что чужакам сюда лучше не соваться?
– Идемте, – Цитрус вздохнул и толкнул дверь.
Из помещения на гостей пахнуло зловонием с таким сложным ароматическим букетом, что все зажали носы, а Шмыга от неожиданности едва не бухнулся на асфальт. Шкаф придержал его за плечо и слегка подтолкнул в спину. Драки не случилось только потому, что Швеллер сердито зыркнул на здоровяков и выдавил, проговаривая слова через плотно сжатые зубы:
– Вперед, грязные свиньи!
– Может, свиньям здесь было бы и ничего, – позволил себе дерзость Шкаф. – А нам как-то неуютно…
Когда дверь за незваными гостями закрылась, они очутились в валившем отовсюду едком пару. Таком густом, что на расстоянии вытянутой руки было ничего не разглядеть. Счастливый наследник бубличной фабрики разом испарился – словно растворился в вонючем облаке. Мелькнула напоследок его худая спина, и только его и видели. Зато из туманного небытия вынырнул огромный бородавочник и уставился на гостей.
– Мы к банщику, – сообщил Иванов и почувствовал себя очень глупо. Ему показалось, что голова его украшена парой длинных ослиных ушей.
– Эдвард! Мальчик мой! Куда же ты пропал?! – заорал Швеллер. В его взгляде читалось отчетливое желание задвинуть бородавочника с настырным взглядом маленьких черных глазок куда-нибудь подальше, но не хотелось пачкать руки. – Да сделайте же что-нибудь?! – Он обернулся к громилам. – Уберите этого с дороги!
– Я – банщик! – пробулькал бородавочник. – Чего хотите? Мы здесь людей не обслуживаем. Не выдерживают они нашего пара. Млеют сразу.
– Что-о-о?! – взвился Иванов. – Вы только послушайте, какая наглость! Ну, ты, жаба скользкая, ты кем себя возомнил?! Людей они не обслуживают. Да если я захочу, ты меня будешь парить каждый день, с утра до вечера! Парить и парить, ты меня понял?.. – Он осекся, заметив, что остальные как-то странно на него смотрят. – То есть… Я, конечно, никогда не захочу, чтобы такая образина меня парила! Никогда! Но что я пара здешнего не выдержу – это ты врешь, скотина! Даже несмотря на то что он такой вонючий – сдюжу!