Буратино и спички. Короткие рассказы для тех, кому не спится по ночам - страница 7

После того, что я узнал о них из своих сновидений, мне было как-то неловко заходить на веранду и видеть эти лица расклеенные аккуратными рядами по стенам, и я не мог дождаться, когда же мы закроем их бесстыжие глаза новыми обоями в цветочек или в ёлочку.

Об этом знали в Сыктывкаре и работали без устали в три смены. Но за ними надо было ещё выстоять очередь. В то время не все удовольствия имели свою твёрдую цену в валюте, и за многие из них люди по-прежнему расплачивались исключительно своим собственным временем.

Я чувствовал себя как на другой планете и начал уходить всё дальше и дальше от своих родителей, а они продолжали жить здесь, каждый день в своем придуманном мире.

По большому счёту это они изобрели виртуальный мир, вход в который с помощью различных гаджетов нам показал гораздо позднее Стив Джобс. Они имели какие-то свои, тайные технологии попадания в тот мир задолго до всех этих силиконовых стартапов. Они уверяли нас, что с их помощью они тоже чувствовали (то, что тогда не могли чувствовать в принципе!) и тоже имели (то, что тогда даже не существовало в прямом доступе!). Они пытались учить нас своим технологиям, они повторяли, что доброта спасёт мир, но казались нам такими наивными, что я думал что это ИХ детство затянулось и наложилось на мой пубертат, а Я сразу пошёл в детский сад с фигой в одном кармане и с коробком спичек в другом.

Но кто может знать все достоверно? Может у них и, в правду, были свои особенные маки? Одно хорошо, что всем когда-то приходится повзрослеть и покинуть свой виртуальный мир созданный Стивом Джобсом или кем нибудь ещё. Ну и пускай для этого придётся использовать ту самую гениальную методологию счастья наших родителей – самообман. Маленькая ложь во имя большой правды допустима, главное вырваться за флажки, перебраться на ту сторону, а там все можно переосмыслить и начать заново.

Первый раз я попал в Париж в своих приключенческих снах, начитавшись в школе Александра Дюма, а когда оказался там в реальноcти в достаточно зрелом возрасте, то моё разочарование не ограничилось тем, что здесь никто не ходил в мушкетерских шляпах и не носил фламандских усов как у Флобера. Оно было необъяснимо больше.

Да и хрен с ними со шляпами и прочим фетишем, но я ожидал услышать как минимум звуки менуэта с их полутонами и полунамёками, вдохнуть тонкий запах французских духов. Вместо этого Париж шибанул мне в нос терпким запахом повсеместного разврата.

Нескончаемые витиеватые чугунные перила балконов парижских улиц напоминали бесконечные ряды длинноногих женщин, выставивших себя на показ в одних кружевных чулках вдоль стен в ожидании своего vis-à-vis.

В воздухе стоял вязкий, сперматозоидный дух от того, что самцы разных пород и мастей двигались густой массой в плотных потоках похоти вдоль Rue de Lafayette и Rue de Vaugirard, среди этого гигантского нагромождения женского нижнего белья из черного чугуна.

А утром все делали вид, что пьют кофе, расположившись вдоль тех же вчерашних улиц за крохотными столиками многочисленных кафе и осмысливая произошедшее с ними накануне под песни Мирэй Матье или Сержа Гейнсборо.

О, сука-Париж! ты навсегда изувечил мой виртуальный мир, орудуя своим эйфелевым скальпелем как хирург-садист. Ты обнажил мне эту голую правду жизни, которая, как прорвавшаяся прошлой зимой труба с горячей водой в нашем бараке, неожиданно открыла миру мощь своей струи, обжигая его обитателей своей жизнеутверждающей силой и особой сакральностью. И не было на свете таких сантехников способных скрутить её своими разводными ключами. И этот калейдоскоп гормонов (главных движущих сил моей природы!) забурлил, засиял и заискрил нескончаемыми пузырьками в бокалах моего Château Lafite, вынося их на поверхность как начинающего аквалангиста потерявшего грузила.