Несчастье случилось сегодня утром. Мать Полины ходила в универмаг за покупками и случайно увидела ее вместе с Андреем. Да еще в момент, когда они целовались. Сразу она ничего не сказала, но дома разгорелся такой скандал, что казалось, будто началась война. В итоге Полина хлопнула дверью и ушла из дома.
– И ты спокойно ушла? – не поверила я.
– Ну, не сказать, что спокойно, но ушла. Сказала, что они еще пожалеют и все такое.
– И что ты собираешься теперь делать? – поинтересовался Андрей.
– Если вы не против, я хотела бы пожить немного у вас, – она с надеждой посмотрела на меня. – А если нельзя, я буду жить на улице. Но к ним не вернусь ни за что.
– Нет-нет, мы не против, – Андрей вопросительно посмотрел на меня.
Я кивнула.
– Живи, сколько хочешь, нам не жалко.
И он увел Полину показывать комнату. Я еще некоторое время посидела на месте, размышляя о том, какая все-таки странная штука жизнь. У одних вообще нет родителей, а другие просто мечтают от них избавиться…
* * *
На следующий день меня вызвали на допрос к следователю. Приятный мужской голос по телефону попросил явиться к десяти утра в районное отделение полиции, в кабинет номер пять.
Не став спорить, я явилась туда как раз к десяти часам. Первое, что я увидела, было ничем не примечательное здание. Не сказать, что очень плохое, но и красивым не назовешь. Изнутри все выглядело гораздо хуже. Стены коридоров выкрашены жуткой темно-синей краской, на полу лежал очень старый линолеум, которым даже бомжи не стали бы украшать свое жилище. Потолок давно нуждался в побелке.
На двери пятого кабинета висела табличка: «Рыбаков Александр Сергеевич. Старший следователь».
Надо же, тезка великого писателя Пушкина.
Вежливо постучавшись, я вошла. За столом, заваленным бумагами, сидел довольно пожилой мужчина приятной внешности.
– Проходите, – пригласил он меня и кивком головы показал на металлический стул, расположенный напротив его рабочего стола. Наверняка на этом стуле сидел не один преступник.
Присев на самый краешек, я вопросительно уставилась на следователя.
– Алена Викторовна, мы вызвали вас на официальный допрос по поводу убийства Фролова Максима.
– Но меня ведь уже допрашивали.
– Я знаю. Но это было сразу же, на месте преступления, так как имелась возможность раскрыть убийство по горячим следам. К сожалению, этого не случилось. Но даже если бы мы и раскрыли это дело, вас все равно пришлось бы допрашивать. Чтобы запротоколировать показания на бумаге.
Я молча слушала тираду. Все понятно – расследование зашло в тупик, они не знают, что дальше делать, вот и создают видимость работы. Мол, смотрите, вот они мы, работаем, опрашиваем главную свидетельницу.
Но вслух этого я, естественно, не сказала. Дождавшись, пока в кабинет придет молодой человек, который должен был записывать мой рассказ, мы приступили к делу.
Сначала все шло хорошо. Александр Сергеевич не спеша задавал вопрос за вопросом, а я на них отвечала, понимая, что это нужно, от этого никуда не денешься. Но когда вопросы пошли по второму разу, меня начало охватывать раздражение. Ну, какой смысл задавать совершенно одинаковые вопросы? Я ведь только что на них ответила. Ничего нового я все равно не скажу.
Через два часа я пришла в бешенство и с трудом сдерживалась, чтобы не накричать, не нагрубить и не сказать что-нибудь не то. В конце концов я не выдержала и спросила:
– Скажите, пожалуйста, какой смысл в том, что вы уже в третий раз задаете мне одни и те же вопросы?
